Я дружу с Бабой-Ягой
Шрифт:
— Что случилось?
— Да вот, за камбузом взяли, — сказал Ухарь.
— Кто вы такой? — спросил Да влет бродягу.
Словно разрядившись в коротком разговоре с нами, дядька долго щерился и фыркал, заводясь, как мотор со слабым аккумулятором, наконец выпалил:
— Тых-тых, тых, я рыбак.
— Рыбак? А что, разве за камбузом у нас щуки завелись?
— Я только иду на рыбалку, — пояснил незнакомец, тыча Филиппа Андреевича в плечо, чтобы тот смотрел на него. — Сверху иду, через гору. Там тропа есть, прямо от поселка. Ну и слышу, тых-тых-тых, —
— И правильно сделала! — одобрил Давлет.
— Правильно! — согласился мужик, продолжая тычками в плечо требовать у начальника внимания к себе. — Если бы не правильно, я бы не дался! А раз порядок — я, тых-тых-тых, не возражаю! Хотите обыскать — вот мой сидор, в нем кусок сала, полбулки хлебала две луковицы! — И дядька поболтал котомкой.— Из оружия — только складешок, не зубами же рвать рыбу!
— Ясно! — удовлетворенно сказал Давлет. — Что ж, рыбачьте, но поищите другой залив!
— Н-н-не могу! — вдруг уперся заика.
— Как это не можете?
— Я тут привык! Двадцать лет рыбачу! Еще до ГЭС и до моря рыбачил! Меня тут вся рыба знает! Как иду — она, тых-тых-тых, пляшет! — горячо заговорил дядька, кивая в сторону залива, куда мы невольно повернулись, словно желая убедиться, правда ли, что рыба пляшет.
— И что нам теперь, лагерь сносить?
— Тых-тых-тых! — запротестовал рыбак. — Уживемся. Вы тут, а я вон на том мысочке.
— Нельзя. Там маяк будет.
— Когда?
— В будущем году.
— Тых-тых-тых, согласен! — деловито-примирительно сказал дядька. — В будущем году я как раз, тых-тых-тых, иду на пенсию и буду сторожить ваш маяк. А пока порыбачу! — Его тых-тыханье не считалось бы, наверно, заиканьем, если бы остальная речь была нормальной, но он спотыкался почти на каждом слове, а то вдруг так начнет буксовать на одной букве, что его хотелось подтолкнуть или хлопнуть по спине, редкие фразы выходили гладкими. — Вы, тых-тых, не бойтесь! Я не вор, не бродяга и не дурак, кстати, хоть и похож на всех их вместе взятых! Я, тых-тых, компрессорщик. У меня три сына, как вы, и десять, внуков, как ваша братва. И все ждут, когда дед им рыбы принесет. Да и вам на уху будет! Много не обещаю, но пяток окушков всегда ваши!
— Пяток? — переспросил Давлет, задумавшись,
— Ну, тых-тых-тых, с десяток!
— А что, это идея!
— Ык, конечно!
— Как вас звать?
— Иван, тых-тых-тых, Копылков. Я в АТУ на правом берегу работаю. Можете проверить.
— А кто там начальником эксплуатации? — спросил вдруг Рэкс.
— Рэкс, — ответил дядя Ваня.
— Правильно! — просиял Рэкс.
— Это его сын, — пояснил Филипп Андреевич.
— Ну-у! — воскликнул дядя Ваня и затыкал Рэкса в плечо, словно без взгляда собеседника у него не срабатывало какое-то зажигание. — Почти родня, а вы меня — пряжками!
— Служба! — сказал Ухарь.
— А ну-ка надеть ремни! — пристрожился Давлет, видя, что мы все еще поигрываем ими. — И учтите, десантнички, что морская пряжка — это холодное оружие! Она не раз выручала моряков в критические моменты рукопашных! Так что не очень-то размахивайте, а то заменю на обычные!
— Не-ет! — враз возразили мы, застегиваясь.
— Вот так!.. Так сколько ты нам окушков обещаешь? — вернулся к прерванной мысли Филипп Андреевич. — С десяток?
— От силы — полтора.
— Мало. Сотню!
— Тых-тых-тых, это грабеж! — воинственно протарахтел рыбак. — Я всего-то штук пятьдесят окушков достаю да одну-две щуки! Да налим-другой когда влетит! И если все вам, то что же, тых-тых-тых, внукам?
— Все внукам, батя! — успокоил заику Давлет. — Твоего нам ни чешуйки не надо! Только руководство. Мы создадим свою рыболовецкую бригаду! Как, ребята?
— Хм, — сказал Ухарь.
— Выделим четырех весельный ял, достанем пару сетей, удочки — и чтобы раз в неделю весь лагерь ел уху! — размечтался Давлет. — По рукам, дядя Ваня?
— Тых-тых-тых! — И они пожали друг другу руки.
— Ну, и прекрасно! Очень кстати тебя поймали: и сторож, и рыбак! Обрастаем помаленьку кадрами! Забрел бы сюда комиссар какой-нибудь! А то не могу найти комиссара. А ну-ка, ребята, прочешите лес, может, он где-нибудь прячется, увиливает от работы, как салтыков-щедринский мужик! — рассмеялся Филипп Андреевич. — Вот так нужен комиссар!
— Комиссар? — переспросил Димка.
— Да.
— Хм, — хмыкнул он и задумался.
О какой бы потребности ни зашла речь, Димка всегда участливо задумывался, делал обнадеживающий вид и даже лез в карман, словно там у него был мировой запас всего-превсего, и лишь потом с грустью пожимал плечами, мол, извините, нету. Он и сейчас занес было руку, но на полпути спохватился, что чего-чего, а уж комиссара в кармане никак не вышаришь.
— Может, попробуешь, Баба-Яга? — спросил Давлет.
— М-м, — мыкнул тот улыбаясь.
— Куда с его прозвищем в комиссары! — усмехнулся Рэкс.
— А с твоим-то? — взъерошился Димка, подаваясь к Рэксу. — У меня хоть прозвище, а у тебя фамилия такая, что тебе вон Егор Семеныч даже ведра не хотел давать!
— Ну и замолкни!
— Рэксина!
— А не возьмешься ли ты, дядя Ваня, еще и комиссарить по совместительству? — улыбнулся Филипп Андреевич.
— Н-н-навара не будет. Сторож-то оно, тых-тых-тых, вернее, — слукавил дядя Ваня. — А по секрету, я ваш дебаркадер сторожу уже с мая месяца!
Так вон это чьи огромные сапоги наследили в каюте, вон чьи прожженная телогрейка и чайник с корой вместо крышки! Я чуть не признался, что телогрейку мы извели, но в этот момент оставленная наружи собака ворвалась через парадные двери и обрадованно сунулась к ногам хозяина.
— М-м-мой Буран! Сивка-Бурка! Не обижайте, тых-тых-тых, если вдруг один прибежит. Он добрый. Ну ладно, Бурка, пошли, нам еще снасти готовить да плот искать.
— Это какой, с чурбачком? — спросил Димка.
— Ык, да.