Я еду на верблюде
Шрифт:
Мне показалось, что они машут мне тоже, и я помахал им в ответ.
И снова черно-белый живой поток машин.
А среди потока — тележка на двух огромных колесах, арба. На арбе лежат овощи и сидит мальчик. А везет арбу маленький ослик с синими бусами на шее.
Машины внезапно останавливаются на перекрестке. Я смотрю вперед и замираю: дорогу переходит верблюд. Живой верблюд с длинными ногами и длинной шеей. На единственном горбу верблюда прикреплено седло, нет, не седло, а настоящий трон, покрытый ярким покрывалом.
Там,
«Вот бы так прокатиться!» — я даже млею от зависти.
Верблюд не спеша скрывается за домами, мы мчимся дальше.
Одни дома по обе стороны улицы почти такие же, как в наших городах, только с большими закрытыми от солнца балконами, а рядом — совсем не похожие на наши, с круглыми куполами-крышами. Некоторые дома вовсе без крыш, просто ровная площадка со столбами, к которым привязаны веревки и сушится белье, видны спинки железных кроватей, бегают дети. Значит, там, наверху, люди живут под открытым небом.
А между домами на улице у тротуаров растут пальмы, высокие, стройные, с голыми стволами, и только сверху, с конца ствола веером расходятся длинные прутья с тонкими листочками. И оттуда, сверху, свисают, будто в авоськах, желтые плоды.
— Папа, что это? — показываю я на авоськи.
— Финики.
На тротуаре возле дома стоят на коленях, низко склонив к земле головы, мужчины, много мужчин.
— Что они делают? — снова спрашиваю я у папы.
— Молятся, — отвечает папа, — теперь послеполуденная молитва, сегодня пятница, в мечети всем не хватило места. Иногда люди всю улицу занимают, и тогда машины не ходят.
Наш автобус сворачивает на улицу, вдоль которой течет река.
— Это Нил, — говорит папа.
Нил широкий, берега его одеты в серый гранит.
Я гляжу на реку. Гляжу из окна автобуса, и мне не верится, что эта река — Нил, что я уже в Африке. Мне кажется, будто все это я вижу в кино. Сижу в зале, а на экране незнакомый город, верблюды, река. Вот только горячий воздух врывается через раскрытые окна автобуса и солнце слепит глаза…
— Асуанский гранит, — говорит папа.
Слово «асуанский» он произносит так, словно сам добывал тот гранит, в который одет Нил.
По истории в школе я учил, что древние греки называли Нил «рекой жизни» и что вообще «Египет — это дар Нила». Значит, если бы не было Нила, не было бы здесь ни этих домов, ни быстрых машин, ни людей в удивительной одежде. Не было бы ничего.
По Нилу плывут лодки, груженные тюками с хлопком. Лодки по самые края бортов сидят в воде, а над ними, как крылья гигантской птицы, развеваются большие белые паруса.
«Удивительный город, — думаю я, — на крышах домов живут люди, ишаки носят бусы, машины уступают дорогу верблюдам, а на тротуарах молятся».
Сюрприз
— Ты любишь сюрпризы? — спрашивает папа.
Мы сидим в ресторане, ждем, когда нам подадут обед. А пока что я пью холодную воду, в которой плавают прозрачные кусочки льда. От холодного льда сводит челюсти, но я все равно пью, и мне кажется, что никогда не напьюсь. Папа не отбирает стакан и не говорит: «У тебя заболит горло». Он спрашивает о каких-то сюрпризах.
— Хм, — хмыкаю я, наливая из кувшина воду в стакан и стараясь, чтобы туда попал кусочек льда. — Кто не любит сюрпризов?
— А если они неприятные?
— Неприятных сюрпризов не бывает, — уверенно говорю я.
— Бывает, — возражает папа.
Он молчит, и я молчу. Наконец я не выдерживаю и спрашиваю:
— Так про какой сюрприз ты говоришь?
— Куда мы едем? — спрашивает папа, не ответив мне.
— В Асуан.
— Правильно, — говорит папа и снова молчит.
— А где сюрприз?
Папа смеется, и я предчувствую уже, что сюрприз будет интересный.
— Не хочешь говорить, не надо было и начинать.
— Ну не обижайся. Сегодня отдохнем, а утром поедем… — папа делает многозначительную паузу, смотрит на меня так, что у меня начинает быстро-быстро биться сердце, — к пирамидам.
Я даже поперхнулся кусочком льда, который держал во рту. А папа продолжает, будто ни о чем особенном не говорит.
— Начнем с пирамид. А потом… Путешествие так путешествие, — машет он рукой, — посмотрим все, ради чего в эту страну со всего света туристы едут. Будем и мы туристами.
— И все посмотрим, и… в пустыне будем?
— Все. Я же сам еще ничего не видел. Читал много, а видеть не довелось, все занят был. В отпуск к тебе с мамой ездил. Тоскливо тут одному без вас. А теперь — две недели у меня еще есть. Как ты думаешь, двух недель нам хватит?
Ну у кого еще есть такой папа, как у меня?
Я еду на верблюде
Вчера первый раз в жизни увидел я живого верблюда на улице Каира. А сегодня за городом, где начиналась пустыня, их лежал целый караван. Да, да, лежал. А бедуины, кочевники пустыни, перебивая друг друга, приглашали нас сесть на верблюдов, чтобы ехать к пирамидам. Как будто для этого надо приглашать.
Нет, такое бывает только в сказке.
А рядом стоял автобус, на котором мы приехали сюда, за город, в пустыню Гиза. И некоторые туристы (ну и чудаки!) не выходили из автобуса, собирались ехать в нем и дальше, к пирамидам.
— На чем поедешь? — спрашивает папа.
Он еще спрашивает!
Я побежал к верблюдам. Я уже забыл обо всем на свете, даже о жаре. А солнце палило здесь еще больше, чем в городе. Но что там солнце, если можно прокатиться на верблюде. Я выбрал самого большого, с самым высоким троном-седлом.