Я Гордый часть 6
Шрифт:
Кстати, вот еще возник вопрос — если я сделаю ее наложницей — а я сделаю, тут без вариантов, — будет ли ее сын считаться и моим сыном? То есть, я автоматически как бы его усыновляю или как? Очень интересно внезапно ощутить себя папой шестилетнего пацана с наверняка промытыми мозгами. И главное, даже жениться не успел, а уже стал родителем!
Эта мысль почему-то меня развеселила, и я стал неприлично хихикать, а потом и вовсе ржать во весь голос. Это что? Стресс так выходит? Странно. Я думал, у меня нервы как стальные канаты. Хотя, что-то я расслабился в последнее время. Надо брать себя в руки и становиться профессионалом.
Едва слышно открылась и тут же закрылась дверь.
— Первый. Не спишь?
— Неа. Лежу и думаю о разном.
— И о чем же? — гибкое тело скользнуло под одеяло и прижалось ко мне.
— О тебе, о твоем сыне, о нас…
— И что думаешь? — ее голос чуть задрожал.
— Мне его надо персонально усыновлять — или это произойдет автоматически, после того, как ты станешь моей наложницей?
— Ты действительно пойдешь на это?
— А почему нет? Если ты не против, конечно.
— Знаешь, ты, наверное, самое лучшее, что произошло в моей жизни, кроме рождения сына. Подобных тебе нет ни в одном из миров. Ты не существуешь, но все же ты есть. И я очень счастлива, что ты тогда взял меня в плен.
— Ага, помню, как ты дрожала в моих руках и боялась, что я тебя совращу, -улыбнулся я.
— Дура была, вот и боялась. Хотя ты мне понравился. Сильный такой, брутальный. А уж когда стоял, закованный в лед, и боролся за жизнь… Не знаю. Наверное, тогда во мне что-то и проснулось. Ведь ты не озлобился после всего этого, не стал ненавидеть всех. Просто выстоял, отбросил, как ненужные, эти жуткие воспоминания и продолжил жить дальше. А еще у тебя доброе сердце. Наверное, за это и люблю.
— А я-то думал, что у меня вид брутальный и лицо красивое. А оказывается, все дело в сердце.
— Всегда все дело в нем. Оно подскажет, как правильно.
— Но оно может и ошибаться…
— Не в твоем случае, — ее губы накрыли мои. — Я никогда от тебя не уйду, если сам не прогонишь.
— Не прогоню. Ты моя.
— Ты мой.
А дальше слова были не нужны, потому что говорили тела, что сплелись в танце любви и страсти, которому уже много тысяч лет.
Солнечный луч скользнул из-за занавески, заставив меня чуть поморщиться и чихнуть. А нет, это не он виноват, а волосы Янь, что лезли мне в нос. Она спала практически на мне, смешно чмокая губами во сне. Нежно поцеловав ее в лоб, я выскользнул из постели и потянулся как сытый кот.
— Уже проснулся? — пришло сообщение на браслет. — Тогда мы идем к тебе.
Не успел я подумать, как на девушку в моей постели отреагируют невесты, как они гурьбой ворвались ко мне.
— С кем блудил? — тут же влезла Люба. — А, это Янь. Нормально, — успокоившись, кивнула она.
— Типа, с ней можно, да? — озадаченно почесал я голову.
— Ну так она ж твоя наложница. Ну, почти. А значит, практически член семьи. Глупо к ней ревновать. Да и к тому же тебе все равно нужна охрана, хоть ты и прямо весь такой из себя сильный. А она — не худший вариант. А из присутствующих, так вообще лучший.
— Рада столь высокой оценке
— Оставь. Мы не на приеме, так что наедине можешь называть нас по именам, — поморщилась она. — Ну что, готов?
— Всегда готов. А к чему?
— Так прием же скоро. Не знаю, почему, но император решил ограничиться малым выходом, что нам очень на руку. Быстро закончим и поедем.
— Дядюшка Гао в своем репертуаре, -усмехнулся я.
— Это он сам так сказал тебе себя называть? — опять высунула нос из-под одеяла Янь.
— Ага. Мы вчера с ним очень мило побеседовали.
— Это большая честь. Этим он показал тебе, Первый, свое большое доверие и практически принял в семью.
— У меня и своя есть не хуже, -отмахнулся я. — И вообще, тут гостей принято кормить или они практикуют ни фига не целебную голодовку?
— Скоро нас пригласят. А теперь давай, переодевайся в парадное, потому как мы сначала поедим, а потом начнется церемония. Мы тоже пошли. Не задерживайся.
— Агась, — кивнул я им. — Кстати, Янь, как все вчера прошло? Ну, с этим хмырем? А то как-то неудобно было спрашивать, а потом не до этого было.
— Все отлично, — улыбнулась она так, что я вздрогнул.
— Ну и ладно, — мое любопытство, сразу испугавшись за свою жизнь, испарилось, и я пошлепал в душ.
Струи воды ударили по телу — и тут же я почувствовал на нем шаловливые ручки, которым я с удовольствием отдался. Мелькнула мысль распустить свои, но я ее придержал. Время потехи прошло, надо было двигаться дальше. Хотя, конечно же, я не удержался и пожамкал ее за мягкие части, доставив и ей, и себе удовольствие.
Наконец мы были собраны, умыты, расчесаны. Одевшись в парадно-выходную одежду, мы пошли смотреть на местный общепит.
Я вновь превратился в принца империи, а Янь в мою служанку-телохранителя. Где-то на полпути мы встретили девчонок и дальше уже пошли всей толпой.
Их фрейлины, чьи имена я даже не пытался запомнить, чинно шли за нами и косились на Один семь, вообще не понимая, кто она такая и почему именно она получила доступ к телу Моего Высочества. Высокородные дурочки летели всю дорогу на другом дирижабле, поэтому я их не видел, а сейчас даже не смотрел. Мои все равно лучше и интересней.
Завтракать с императорской семьей хань было честью, которой удостаивались только высшие чины и высокородные гости дворца, поэтому наша свита была отправлена дальше, к менее знатным, но тоже благородным гостям, а нас провели в небольшое помещение, уже привычно украшенное золотом и нефритом. За широким и длинным столом уже сидела куча народа, среди которых я увидел Лю и Линь.
Очередное приветствие, знакомство, взаимные поклоны и расшаркивания — и вот мы, наконец, чинно восседаем в ожидании еды, которую принесут сразу, как появится император. Но ему, видимо, с утра есть не сильно хотелось, в отличии от нас, поэтому он изволил задерживаться.
Так что мы пока вели тихие разговоры, предаваясь воспоминаниям. Лю сидел со страдальческой миной на все лицо и маялся головными болями. Как мне шепотом пояснила Ольга, бывшая в курсе ситуации, местным одаренным было категорически запрещено его лечить магией, чтобы он страдал и помнил. Ну да, боль — лучший учитель. Хотя, в отношении его это утверждение сомнительно, потому как бухать он не переставал.