Я — Господь Бог
Шрифт:
Капрал спустился из автобуса по четырем нескончаемым ступенькам и снова оказался один на вокзальной площади, залитой солнцем — тем же самым, что светит во всех уголках мира.
Осмотрелся.
По ту сторону дороги, разделявшей площадь, находилась станция технического обслуживания «Гульф», а при ней ресторанчик. Общая парковка объединяла их с «Оупен Инн», дешевым мотелем, который обещал свободные комнаты и золотые сны.
Он поправил рюкзак на плече и отправился туда, намереваясь купить себе, не торгуясь, немного гостеприимства.
И пока будет им пользоваться, сможет
Глава 3
Мотель вопреки обещаниям оказался самой дешевой туристической гостиницей. Повсюду цвет нужды, а не хорошего вкуса.
Человек, встретивший его у стойки регистрации, — низенький, толстенький, с преждевременной лысиной, которую компенсировал длинными бакенами и усами, — никак не проявил своих чувств, когда капрал попросил комнату. Только ключи передал не сразу, а лишь получив задаток. Капрал не понял, так ли здесь принято или же к нему лично отнеслись с особым вниманием. В любом случае это не имело для него никакого значения.
В комнате с дешевой мебелью и затертым грязным паласом стоял запах сырости. Душ за пластиковой занавеской неуправляемо чередовал горячую и холодную воду.
Телевизор работал плохо, и он решил остановиться на местном канале с более четкой картинкой и терпимым звуком. Передавали фильм из старого сериала «Зеленый шершень» с Вэном Уильямсом и Брюсом Ли, который раньше шел всего один год.
Теперь, закрыв глаза, он лежал раздетый в постели. Разговоры персонажей в масках, кидающихся на борьбу с преступностью в неизменно безупречных костюмах, звучали далеким бормотанием. Он сбросил покрывало и накрылся простыней, чтобы не видеть своего тела сразу же, как откроет глаза.
Ему все время хотелось натянуть легкую ткань на голову, как накрывают трупы. Он столько видел их — лежащих точно так же, на земле, под окровавленными простынями, наброшенными не из жалости, а для того, чтобы выжившие не видели, что каждую минуту может случиться с любым из них. Слишком насмотрелся он на мертвых, столько видел, что и сам оказался в их числе — еще живой.
Война научила его убивать и позволила делать это без осуждения, без чувства вины — по той лишь причине, что на нем военная форма. Теперь от этой формы осталась только зеленая куртка в его рюкзаке. А жизненные правила снова пришли в норму.
Но не для него.
Сами того не сознавая, люди, отправившие его на войну с ее первобытными законами, подарили ему то, чем раньше он, оказывается, не обладал, — свободу.
В том числе и свободу убивать.
Он улыбнулся этой мысли и остался в постели, которая до него равнодушно принимала десятки других тел. Лежа долгие часы без сна с закрытыми глазами, он возвращался во времени назад, когда по ночам еще…
спал крепко, как только спят молодые парни после трудового дня. Внезапно его разбудил глухой стук, дверь в комнату распахнулась, в лицо ударили порыв ветра и яркая вспышка фонаря. В ней он увидел угрозу— прямо перед собой полированный ствол ружья. За ним, как и в его сознании, еще не отошедшем ото сна, маячили какие-то
Одна из них обрела голос, резкий и четкий:
— Не двигаться, дерьмо, иначе это будет последнее, что ты делал в своей жизни.
Кто-то грубо перевернул его на кровати лицом вниз и решительно заломил руки за спину. Он услышал металлический щелчок наручников, и с этого момента его тело и его жизнь больше не принадлежали ему.
— Ты уже сидел в исправительной колонии. Знаешь все эти дела про твои права?
— Да.
Он еле выдохнул это короткое слово.
— Тогда считай, что тебе их прочли.
Голос обратился к другой тени в комнате, приказав:
— Уилл, глянь-ка вокруг.
Лицо вдавлено в подушку, он слышит только, как идет обыск. Выдвигаются ящики, что-то падает, летит одежда. Руки, рывшиеся в его скудных пожитках, может, и были умелыми, но уж точно не церемонились.
Наконец какой-то другой голос радостно произнес:
— Эй, шеф, а это у нас что?
Он услышал приближающиеся шаги, и давление на спину ослабло. Потом две пары грубых рук встряхнули его и усадили на кровати. В ярком свете фонаря он увидел перед собой прозрачный пластиковый мешочек с травой.
— Балуемся, значит, травкой иногда? Наверное, еще и продаешь это дерьмо. А знаешь, парень, ты крепко влип!
Тут в комнате зажегся свет, и фонарь остался ненужным дополнением.
Перед ним стоял сам шериф Дуэйн Уэстлейк. За его спиной, сухопарый, тощий, с жалкой бородкой на рябых щеках, злобно и насмешливо улыбался Уилл Фэрленд, один из его помощников.
Презирая себя, он торопливо пробормотал:
— Это не мое.
Шериф удивленно поднял бровь:
— Ах, не твое. Тогда чье же? Или тут какое-то волшебное место? И сама добрая фея приносит тебе марихуану в колыбельку?
Он приподнял голову и так посмотрел на них, что они поняли вызов.
— Это вы подложили, сволочи!
Удар он получил мгновенно, и весьма мощный. У грузного шерифа рука оказалась тяжелой, а реакция — неожиданно быстрой.
Он почувствовал во рту сладковатый привкус крови. Его охватил бешеный гнев, и он невольно рванулся вперед, стремясь ударить головой в живот стоящего перед ним человека. Возможно, шериф ожидал этого, а может, обладал необычным для своего сложения проворством.