Я, грек Зорба (Невероятные похождения Алексиса Зорбаса)
Шрифт:
Дни шли чередой друг за другом, я старался стойко держаться, кричал и играл, но где-то там, в самом сердце моем, была печаль. В течение всей той праздничной недели приходили воспоминания, в душе моей звучала музыка и являлись дорогие мне люди. Я снова почувствовал, насколько верна прадавняя сказка, согласно которой сердце человеческое – яма с кровью, к которой припадают любимые нами мертвецы и, испив крови, оживают. И чем больше мы их любим, тем больше нашей крови они пьют.
Было это накануне Нового года. Шумная ватага сельских ребятишек с большим бумажным кораблем подошла ко входу в наш барак и принялась колядовать. Святой Василий [35] ,
Я все слушал, слушал и молчал. Чувствовал, как падает, словно лист с дерева, год из сердца моего, а я делаю еще один шаг к черной яме.
35
Святой Василий – святой, приносящий подарки на Новый год (греческое соответствие Деда Мороза).
– Что с тобой, хозяин? – спросил Зорбас, который пел вместе с детворой, ударяя в бубен. – Да что же это с тобой? Ты побледнел и постарел, хозяин. А я сегодня словно опять мальцом стал. Снова рождаюсь на свет, как Христос. Как это он возрождается каждый год? Вот и я так.
Я прилег на кровать и закрыл глаза. Сердце мое было в тот день растревожено, и говорить не хотелось.
Не спалось. Словно в ту ночь предстояло отчитаться за мои дела, и вся моя жизнь предстала передо мной в спешке, бессвязная, в неопределенности, словно сон, и я в отчаянии смотрел на нее.
Словно пушистое облако, на которое налетают высоко в небе ветры, жизнь моя изменялась, уплотняясь, рассеиваясь, снова уплотняясь и приобретая различные формы – лебедя, собаки, демона, скорпиона, золотого павлина, обезьяны. Облако все более рассеивалось и развеивалось, все из радуги и воздуха.
Все вопросы, поставленные мной перед жизнью, не только остались без ответа, но стали еще более сложными и суровыми. А самые великие надежды мои тоже потерпели крах в благоразумии…
Светало. Я не открывал глаз, пытаясь собрать свою волю, чтобы преодолеть затвердевшую кору мозга и попасть в то грозное мрачное русло, которое соединяет каждую каплю человеческой крови с великим океаном. Я спешил разорвать одежды и увидеть, что несет мне этот Новый год…
– Доброе утро, хозяин! С Новым годом!
Голос Зорбаса неожиданно вернул меня снова на землю. Открыв глаза, я успел заметить, как Зорбас разбил о порог барака крупный плод граната. Освежающие рубины долетели до кровати, я собрал несколько, положил в рот и почувствовал их свежесть.
– Желаю много денег, хозяин, доброго настроения и чтобы красивые девушки похищали нас! – радостно воскликнул Зорбас.
Он умылся, побрился, принарядился – надел штаны из зеленого сукна, серый войлочный пиджак, полушубок из наполовину вылинявшего козьего меха, русскую каракулевую шапку – и подкрутил усы.
– Пойду, хозяин, поприсутствую в церкви как представитель компании, – сказал он. – Для угля будет хуже, если нас примут за масонов. А я от этого ничего не теряю. И время скоротаю. – Он слегка наклонил голову, подмигнул и тихо сказал: – Может быть, и вдова там будет.
Бог, интересы компании и вдова неразрывно слились воедино в мыслях Зорбаса. Я услышал его легкие удаляющиеся шаги и вскочил: волшебство исчезло, душа снова оказалась запертой в темнице из плоти.
Я оделся и пошел прогуляться вдоль берега. Шел я быстро, радуясь, словно избавившись
Вспомнилось, как однажды утром мне посчастливилось увидеть на сосне кокон бабочки в ту минуту, когда пребывавшая внутри душа разрывала оболочку, собираясь выйти на свет [36] . Я ждал, но бабочка медлила, а я спешил. Тогда я склонился над коконом и принялся согревать его своим дыханием. Я нетерпеливо согревал его, и вот чудо начало свершаться у меня на глазах, в более быстром ритме, чем это происходит в природе. Наконец кокон раскрылся – и бабочка появилась на свет. Никогда не забуду охватившего меня ужаса: крылышки ее остались темными, не расправленными – бабочка содрогалась всем тельцем, пытаясь расправить их, но так и не смогла. Я тоже пытался помочь ей своим дыханием, но тщетно: ей нужно было терпеливо созревать и расправлять крылышки под солнцем, а теперь было уже слишком поздно. Дыхание мое заставило бабочку родиться предчасно, морщинистой и недозревшей. Она появилась на свет до надлежащего срока, отчаянно трепыхалась и вскоре умерла у меня на ладони.
36
В греческих народных верованиях начиная с Античности бабочка являлась воплощением души.
Легкий, как пушинка, трупик бабочки – пожалуй, самое тяжкое, что лежит у меня на совести. И вот теперь я необычайно ясно осознал, что ускорять вечные законы – смертный грех, нужно с верой следовать вечному ритму.
Я присел на скале, чтобы не спеша усвоить эту появившуюся на Новый год мысль. «О, если бы мне удалось в новом году так вот, без истерической спешки, задать нужный ритм моей жизни! – говорил я себе. – Если бы эта маленькая бабочка, которую я убил, поспешив воскресить ее, если бы эта бабочка всегда летела передо мной, указывая путь! Эта преждевременно умершая бабочка помогла бы своей сестрице – душе человеческой – не спешить и успеть расправить свои крылышки в медленном ритме!
XI
Я радостно вскочил, получив новогодний подарок – свежий воздух, чистое небо, сияющее море.
Я отправился в село. Служба, должно быть, уже кончилась. Я шел, и сердце мое стучало в неизъяснимом ожидании, кто же первым повстречается мне в самом начале нового года. Кто принесет удачу душе моей. Будет ли это ребенок с новогодними игрушками в руках или кряжистый старик в белой рубахе с широкими рукавами, уже исполнивший свой долг на земле? Чем ближе я подходил к селу, тем сильнее становилось мое волнение.
И вдруг я почувствовал слабость в коленях. По дороге от села между масличными деревьями показалась идущая волнующейся походкой, с полыхающими румянцем щеками, в черном платке на голове, вся сияющая красотой вдова.
Шла она, изгибаясь всем телом, словно черная пантера, и показалось мне, будто в воздухе резко пахнуло мускусом. «О, если бы можно было бежать!» – подумал я. Я прекрасно знал, что этот свирепый зверь не знает пощады и что победой могло быть только бегство. Но как бежать от нее? Вдова приближалась. Галька скрипела, словно шло целое войско. Она вскинула голову, платок соскользнул, и показались ее волосы – блестящие, цвета воронова крыла. Она молниеносно глянула на меня и улыбнулась. В глазах у нее было дикое наслаждение. Затем она очень быстро снова повязала голову платком, словно испугавшись, что я увидел сокровенную тайну женщины – ее волосы.