Я и мой воображаемый недруг
Шрифт:
Он умудряется шутить в такой момент?! Я старалась дышать глубоко, сдерживая рвотные позывы. Говорить смогла гораздо позже, да и одно только:
— Я убила человека. Я. Убила. Человека. Я убила…
Сережа подлетел ко мне, закрывая собой лежащее на земле тело:
— Я убила…
— Перестань, Маш, перестань! Иначе он убил бы тебя!
Надо дышать, иначе меня вырвет.
— Я убила…
— Маша! — Сережа практически кричал. — Это не человек! Это — чудовище! Помнишь Вику? Вспомни Вику, Маш! У нее дырка на колготках, видела? Вспомни дырку на ее колготках, Маша!
Я наконец-то смогла посмотреть и на него. Теперь даже получалось думать — да, я спасла эту девочку с дыркой на колготках. Эта дырка делала ее реальной — более реальной, чем то, что сейчас произошло. Но думать приходилось и о другом:
— Я убила полицейского… Может, бывшего… Меня посадят.
— Не посадят, — Сережа водил рукой по моему лицу, но я чувствовала только прикосновение ветра. — Не посадят, Маш. Ты, главное, успокойся.
— Кто-то мог видеть, как я шла за ним со школы. Вика видела. Когда начнут опрашивать свидетелей…
— Успокойся! — рявкнул он, и это привело меня в чувство.
Сережа повернулся и подошел к телу, легко погрузился в него. Мужик тут же открыл глаза, хотя лицо его представляло собой кровавое месиво. Сел, а потом почти бодро встал на ноги.
— Что ты собираешься делать? — мой желудок снова подскочил к горлу.
Он уже обыскивал карманы — достал паспорт, глянул прописку, потом поднял тот самый кирпич.
— Нам потом с тобой придется вернуться сюда, осмотреться лучше — чтобы крови не осталось. Но это потом. А сейчас я собираюсь сесть в свою машину и направиться к себе домой. Пошумлю там сегодня, чтоб соседи хорошо расслышали. Убьют меня ночью, в моей же квартире — там и замок сломаю, и орудие убийства положу, чтоб меня было удобнее убивать.
— Но судмедэкспертиза…
Он отмахнулся:
— А, придумают что-нибудь. Никто не начнет опрашивать свидетелей на другом конце города.
Сережа обмотал тряпкой голову, поднял ворот куртки, а лицо сверху попытался замазать землей, но это мало помогло. Он прокомментировал сам:
— Попытаюсь как-нибудь до машины добраться, там у него кепка есть. Ладно, решу на месте что-нибудь…
Пусть решает, а мне решать нечем.
— Я домой пойду, — единственное намерение, которое я могла в себе отследить.
Мужчина протянул ко мне руку, но я инстинктивно отшатнулась.
— Нет, Маш. Тебе придется ехать на троллейбусе и тусить где-то возле педа… У меня радиус — километра два, так что тебе придется… Там же где-то наша Танюха живет — напросись в гости.
— Ладно.
Я пошла первой, потому что просто не могла тут больше находиться.
К Танюхе я, естественно, не пошла — мне не то, чтобы в гости напрашиваться, вообще говорить было сложно. Просто сидела на остановке, потом обошла все магазины и снова вернулась на остановку. Поторчала в кафе — я знала, где тот самый дом, поэтому боялась уйти куда-то дальше. Есть мне не хотелось, но я слишком замерзла, поэтому заказала себе кофе, которое тянула пару часов. Туалетное зеркало мне продемонстрировало страшное зрелище, но люди на меня не оборачивались — значит, моя бледность и бешеные глаза не слишком подозрительны. На куртке я не обнаружила ни одной капли крови, но я все равно ее потом выброшу. Стоимость сеанса у психолога уже совсем не казалась завышенной.
Замерзая на троллейбусной остановке, я прокручивала в голове одну и ту же мысль — я убила человека. Плохого человека с плохими намерениями. Его намерения по отношению к девочке были очевидны, раз в кармане он наготове держал тряпку, но все же он этого не сделал. Может ли быть такое, что он так бы и не решился, остановился бы в последний момент? Я не дала ему возможности остановиться. Но если он не был готов, разве кинулся бы на меня? Любой, в ком были бы сомнения, просто послал бы меня ко всем чертям и ушел бы! В моем случае была стопроцентная самозащита — почему же в груди никак не успокаивается?
— Ну что, пойдем? — Сережа наконец-то появился на безлюдной остановке.
До дома пешком было очень далеко, да и сил к часу ночи уже совсем не осталось.
— Такси вызовем.
В машине он рассказывал какие-то детали, но мне было все равно. У мужика этого дома куча медицинских справок и неотоваренных рецептов… У мужика этого… У мужика… У мужика этого весь комп забит детской порнографией. У мужика этого есть дача, наверное, именно туда он и собирался увезти… Или прямо там… Нет, мне все равно.
Дома я сказала Сереже только, что если бы его не было, то я бы в этой ситуации не оказалась. Не очень справедливое обвинение, но мне нужно было кого-то обвинить. Он даже не отрицал, и вообще был какой-то притихший. Я бы все выходные продрыхла, но нарисовалась бабулька с пятого, которую так некстати выписали. Она зашла, чтобы забрать свой ключ, потом сходила проверить, ничего ли не пропало — вот прямо так мне и сказала, а затем снова вернулась, чтобы обсудить последние подъездные новости. Она их сама с собой и обсуждала, но после общения с ней голова просто раскалывалась. Хорошо, хоть завтра нет каких-то важных семинаров, к которым обязательно нужно приготовиться.
— Подъем! — заверещал Сережа, как обычно, за минуту до будильника.
Я кое-как продрала глаза, чтобы увидеть ухмыляющуюся рожу висящего прямо надо мной призрака — он часто так делал. Орала я только в первые два раза. Но сейчас вместо крика просто в него чихнула. Он демонстративно поморщился, но потом опустился рядом.
— Заболела, что ли?
Нос заложен, голова трещит, хочется забиться в уголок и поскулить — точно, заболела. Скорее, от стресса, чем от переохлаждения — слыхала, такое случается. С удивлением увидела, что Сережа мне несет градусник — сводит сосредоточенно брови, боясь уронить.
Я сунула холодное стекло подмышку, а сама поинтересовалась хрипло:
— Ты чего это такой заботливый сегодня?
Он снова улегся рядом, задумался, а потом заговорил как-то быстро, видимо, давно хотел это сказать:
— Виноватым себя чувствую, вот! Ухаживать за тобой буду! Вот! Чтоб вину свою загладить. За то, что я есть…
Я сквозь него протянула руку, чтобы взять платок — сопли так и норовили покинуть свое убежище.
— Да ладно. Я зря это сказала. Ты прав — если бы мы не вмешались, то эта девочка…