Я – инопланетянин
Шрифт:
Они пришли в себя, и я заговорил. На иврите, который понимали оба:
— Скажите ваши имена, я отмечу их в журнале и отправлю вас куда пожелаете. В наш госпиталь в Кедроне или к друзьям, каждого к своим. Вы первый. — Я кивнул палестинцу.
— Валид… — прохрипел он, — Валид Салех…
— Откуда?
— Из Назарета.
Я кивнул и повернулся к израильтянину:
— Ваше имя?
— Михаэль Берг, отсюда, из Иерусалима. Доставьте меня в госпиталь, майор. Боюсь только, что не смогу идти. Вы можете вызвать транспорт? Джип, вертолет? Есть
— Это не должно вас беспокоить. Я же сказал, что каждый попадет к друзьям.
Губы Берга шевельнулись, но он не произнес ни слова. Я тоже молчал, разглядывая раненых. Израильтянину было порядком за сорок; светловолосый и сероглазый, с крупными, будто вырубленными топором чертами, он походил на шведа или немца — обычный среднеевропейский тип, но уж никак не семит. А вот палестинца в другой обстановке я принял бы за еврея. Черные навыкате глаза, черные кудрявые волосы, нос с горбинкой, полные губы, смуглая кожа… На вид — не больше восемнадцати, совсем мальчишка.
Я повернулся к Бергу.
— Давно живете в здесь?
— Двадцать восемь лет. В шестидесятом родители переселились из Германии. Из Мюнхена.
— Помните язык?
— Конечно. Мне было тогда шестнадцать.
— Я тоже из Мюнхена, — сказал я на немецком. — Майор медицинской службы Петер Шрайбер.
Он окатил меня угрюмым взглядом.
— Не люблю немцев и немецкий язык. Чего мы ждем, майор?
— Вертолет. Пока вы с Салехом были без сознания, я вызвал его по рации.
Берг нахмурился.
— У вас нет ни рации, ни телефона!
— Есть. Я бросил ее во дворе мечети, когда перетаскивал вас.
Мы замолчали. Салех сверкал на меня глазами из своего угла, Берг кривил рот, но не от сильной боли, утихомиренной лекарствами, а, вероятно, из неприязни к немцам. Но это была не самая сильная его эмоция; стоило ему взглянуть на Салеха, как ощутимые волны ненависти таранили воздух. И возвращались обратно с большей силой — юный Салех тоже не питал к израильтянину теплых чувств.
— Чего не поделили, братья? — спросил я наконец.
— Братья? — вскинулся Салех. — Смердящий пес ему брат! Дай мне нож, и я вырежу ему сердце! Я…
— Заткнись, щенок! — Щеки Берга налились кровью. — Я тебя без ножа прикончу! Придушу ублюдка! За моих… за дочь и жену… за тех, кого вы убили, зверье!
Я вытянул к ним руки.
— Спокойно! Вспомните, бог не любит убийств! Нет худшего греха, чем посягнуть на жизнь ближнего. А если убийство свершилось, то пусть преступник молит о прощении, и если он искренне раскаялся, то будет прощен… Это истина, которую вам следует принять; ведь Иегова и Аллах — ваш общий бог! Бог вашего народа!
— Какого народа? — рявкнул Берг и закашлялся, схватившись рукой за бок. На лбу его выступили капли пота.
— Того, что пришел в Палестину из Северной Месопотамии. Одни племена остались здесь, смешавшись с хананеями, другие заселили Аравийский полуостров, и с этих пор минуло три тысячи лет. Немалое время, согласен, но можно ли позабыть о кровном родстве? О том, что вы произошли от чресел Авраама?
— С детства помню, что немцы обожают все раскладывать по полочкам, даже в лагерях и тюрьмах, — пробормотал израильтянин. — Помнится еще об их пристрастии к чтению лекций… Вы за этим сюда явились, майор? Может, лучше побеседуем о птичках? Или о видах на урожай томатов?
— Ваш урожай — кровь, вражда и трупы! Трупы ваших братьев! — Вытерев Бергу пот со лба, я кивнул в сторону Салеха. — Взгляните на него, Михаэль! Кто больше похож на еврея, вы или он?
— И что с того? Душа важней лица… Если и было родство, они его предали, когда отвергли истинного бога.
— Ля илляхи иль'алла, Мухаммад рассул илля! — пронзительно выкрикнул Салех и зашевелился, пытаясь опереться на здоровую ногу.
Я опустился на колени между ними, поглядел налево, поглядел направо и произнес:
— Вражда ослепляет вас обоих. Так ослепляет, что, если бы новый мессия, подобный Христу, Моисею или Мухаммеду, явился к вам и призвал вас к миру, вы бы его распяли…
— Посланцы бога не приходят без знамений, — выдохнул Берг. — Бог посылает их избранному народу, чтобы…
Я прервал израильтянина движением руки:
— Мне лучше известна воля божества! Его цель, его намерения… Бог хочет, чтобы вы жили и были счастливы — все, сколько вас есть на Земле. Он произносит это моими устами, ибо я — не врач из Мюнхена, не человек, а посланец божий, и я говорю вам: довольно крови! Сложите оружие и примиритесь!
— Собака!
— Ненормальный!
— Богохульник!
— Идиот!
Эти выкрики прозвучали в унисон, словно удары по гвоздям, забитым в крышку гроба. Гроба, в котором хоронили веру… Вера, пусть наивная, простая, безыскусная, — великая вещь, дарованная лишь гениальным провидцам; она зовет к добру и милосердию, к смирению, щедрости и справедливости. Но вслед за верой, уничтожая ее — или, как минимум, искажая, — приходит религия: обряды, ритуалы, храмы, святые канонические книги и обязательный корпус доверенных лиц, вещающих от божьего имени. Еще, разумеется, деление на своих и чужих, на правых и виноватых с младенческих лет. Виновных в том, что родились евреями или армянами, арабами или китайцами, с крючковатым или плоским носом, с темной или желтоватой кожей…
Я поднялся и стянул комбинезон, пропахший чужой смертью.
— Вы правы, Берг, у меня нет ни рации, ни телефона, и мы не ожидаем вертолет. Божьим посланникам это ни к чему. Бог вас спас, и он посылает вам знамение — чудо, чтобы вы поверили в мои слова.
Вытянув руки с раскрытыми ладонями, я оторвался от пола и повис в воздухе, окруженный сияющим ореолом. Так происходит лишь при обильном истечении энергии, а я ее не жалел, не думая в этот момент, хватит ли силы, чтобы вернуться на палубу «Воина радуги». Конечно, смешная выходка, даже глупая… Но как посмотреть! Я, Даниил-Асенарри, прожил сорок лет среди людей, не ведая, смогу ли убедить кого-то в том, что…