Я из тех, кто вернулся
Шрифт:
Офицеры достали из планшетов карты, зашуршали карандаши по бумаге, отмечая маршруты движения; поползли по коричневым складкам гор красные черточки, чи-ирк, чи-ирк…
Высота 2.400… Чи-ирк…
Высота 2.540… Чи-ирк…
Высота 2.800… Чи-ирк…
«Лучше гор могут быть только горы»…
Наконец Сидорчук поднял голову:
– Вопросы есть? Предложения? Кто чего не понял?
– Разрешите предложение, – раздался голос Шульгина.
– Во-от, – торжествующе воскликнул начальник политотдела, – все коммунисты молчат, а у него предложение…
– Я предлагаю, – невозмутимо сказал Шульгин, – вызвать из полка медицинскую комиссию. Освидетельствовать личный состав. Больных с операции списать, отправить в санчасть. Больные, не способные держаться на ногах, свяжут нам руки…
– Я вот вам свяжу руки, – воскликнул начальник политотдела.
Но командир полка остановил его взмахом ладони.
– Предложение дельное, – сказал он, – нельзя преследовать душманов с больными на руках. У вас не будет оперативной свободы. Больных надо на самом деле выявить и отправить в полк. Врачи будут доставлены сюда в ближайшее время, так сказать, в добровольно-принудительном порядке. И еще скажу…
Он повернулся к офицерам, выставил руки в бок.
– Может быть, лейтенант Шульгин думает, что он один такой радетель о личном составе? Никак нет! Ошибаетесь! Сейчас из полка прибудут транспортные вертолеты. Будут доставлены палатки, печки-буржуйки, уголь в достаточном количестве. Все для согрева простуженных бойцов. Еще привезут полевые кухни для приготовления горячих щей… Медикаментами вас завалим по эти самые… Сменным бельем порадуем… Что там еще?.. Политотдел подготовил целый список. Наш политотдел вообще вникает в эти… в нужды солдат… – Покачался на носках. – Люди обсушатся, отогреются, поедят щей… Я, конечно, понимаю, что есть еще моральная усталость. Что у нас, думаете, сердца нет в определенном месте? И сердце есть, и нервы есть, ни на что не годные… Но для этого и нужны политработники, такие, как Шульгин. Поднимайте моральный дух! Укрепляйте политико-моральное состояние… Воспитывайте людей… Чему вас учили? У вас же семь пядей во лбу! Что еще неясно?
Офицеры молчали. Многие опустили глаза. Шульгин стиснул зубы.
– Вот так! – резко сказал Сидорчук. – Выполняйте приказ.
Уже когда все свернули карты, уложили их в планшеты, спрятали карандаши, к Шульгину протиснулся командир разведроты.
– Молодец, Шульгин, – он сграбастал его за плечи, – давно хочу себе такого замполита. Здорово придумал… – Он покачал головой. – Если составить списки больных, то здесь здоровых останется по три человека с роты… Если не меньше. Грамотный замполит в пятой роте…
45
От зеркальных шляпок фонендоскопов летели солнечные зайчики. Малиновый кант на бриджах медиков мелькал змейкой среди заляпанных грязью солдатских плащ-палаток. Сухая кожа сапог, натертая до блеска, тихо поскрипывала.
Солдаты подходили к медикам один за другим. Задирали бурые от грязи майки. Обнажали впалые животы, синеватую кожу на ребрах, вздрагивали от прикосновения холодных фонендоскопов, недовольно морщились, вытягивая изо рта опухшие, покрытые белой сыпью языки. Брали от медиков градусники, усаживаясь на сухие холмики прошлогодней травы. Бугорки градусников вырастали под затертой выгоревшей тканью гимнастерок.
– Сплошной медицинский криминал! – удивленно ворчал майор с пшеничными усами, затянувший в ремни объемистое брюшко. – Уму непостижимо! Зачумленные поголовно! Почти у каждого хрипы в легких. У многих вместо ног – кровавое месиво. Вшивость поголовная. Что их только поддерживает?..
Один из медиков, молоденький, с легкомысленными усиками, подмигивал старшине Булочке.
– Они живут надеждой. Каждому бы по сто грамм… Я вообще-то вспоминаю Чуковского, – усики подпрыгнули в быстрой улыбке, – как там у него?.. И корь, и дифтерит у них, и оспа, и бронхит у них, и голова болит у них, и горлышко болит… – Он наклонился в сторону Булочки: – Женщины файзабадского гарнизона передают привет покорителям «Зуба». Гордятся. Сочувствуют. Ну, и соответственно… – Понизил голос: – Страшно все волнуются и переживают… Просто не находят себе места. Подурнели и похудели. А главное, готовят для покорителей «Зуба» праздничный обед.
Солдат, стоявший перед балагуром навытяжку, задрав майку, шмыгнул носом и приоткрыл рот.
– Вольно, дружок, не переживай, – медик обернулся к нему, – не волнуйся. Тебя тоже ждут дома. Красивые женщины на руках будут носить. Цветами будут забрасывать… – Он вывернул внутренние швы майки: – Ага, тоже вши. Потерпи, казачок. Дождется тебя Маруся. Глазки у тебя, брат, желтые. Какой у тебя стул? Цвет мочи?
– Какой еще стул? – солдат недоуменно поднял брови.
Медик засмеялся, начал объяснять подробности…
Списки больных в маленьких блокнотах неуклонно росли. Они перелились через край одной странички, другой. Ползли напротив фамилий кривые строчки предполагаемых диагнозов. Десятки разных болезней – от легкой простуды до подозрения на тиф, желтуху, разные фолликулярные ангины, бронхиты, пневмонии, аритмии, дистонии – все это щедрым потоком лилось на удивленных медиков.
– Поразительно. Всего одна неделя. Семь дней. Каких-то семь суток… И каждый второй с серьезным диагнозом, – хмурый майор принимал от солдат потные градусники. – Что же это за семь дней? Впрочем, судя по вчерашнему нашему пациенту Лаптеву, с его физической истощенностью и психическим срывом, можно догадаться о полном пределе человеческих сил.
Он бормотал себе тихо под нос:
– И все же никто не жалуется. На ногах не стоят, а нос держат по ветру. – Вертел во все стороны худенького невзрачного Осенева. – Кашель есть? Недомогание?
– Какой кашель, товарищ майор… – Осенев улыбнулся и вдруг судорожно вздохнул, поперхнулся, побагровел. Длинный горловой звук с хрипом вырвался изо рта.
– Именно этот кашель, а не что-нибудь другое, – майор с досадой поморщился.
– Сглазили, товарищ майор. Ну, першит в горле немножко…
– Да не в горле, в груди у вас першит, молодой человек. У вас легкие свистят, как порванные мехи.
Осенев нарочито округлил глаза:
– Так у меня жабры, а не легкие. Я ж под водой могу дышать.
– Поэтому у тебя и майка мокрая, – майор сжал пальцами влажную майку Осенева.
– Искупаться пришлось на переправе. Да я каждый день такой мокрый. И ничего…
– Действительно, ничего. За исключением воспаления легких, – майор сердито дернул бровями. – Иди, измеряй температуру. Только без жульничества!