Я – Кирпич
Шрифт:
Лично я на собственном опыте знал, что есть и более мощные «радости», гораздо более беспросветные, нежели нынешние, которые сегодня и вчера, я испытал их однажды ночью, лет десять, или около этого, тому назад, вот в такую же белую ночь, когда из меня словно бы сердце вырвали… или душу… К счастью, сердце по-прежнему при мне и душа тоже… Ишь – колотятся как о грудную клетку, убежать хотят!.. Вот, как раз те старые, но незабываемые впечатления, и помогали мне уже в эту ночь удерживаться на краю души, не соскальзывая туда, во мрак, из которого выхода не найти, заставляли меня держаться за самого себя как за спасительный круг.
Но – плохо мне было. Я сидел на табурете посреди комнаты и тихо
Зато раздался голос. Немножко иной, чем в первую ночь, но я все равно его узнал: тихий, но всепроникающий, более похож на женский, хотя, трудно было различить достоверно в этом низком недочеловеческом шипении феминно-маскулинные приметы.
– Открой… открой же… твоя кровь… пить… открой…
Откуда струился этот шепот-шелест – не понять было, очевидно, что снаружи, иначе бы мне уже было все равно…
Я набрал воздуху во всю грудь, чтобы проорать что-либо дерзкое и матерное в ответ, а вместо этого выдохнул шелест, в пару услышанному:
– Не открою.
Шепот на шепот, но внешний голос, который приказывал мне, был черным, холодным, алчущим, а мой, слабенький и бесцветный, трепетал, как волосок на ветру. Я только и сумел, что еще тише повторить сказанное:
– Не открою.
Я произнес короткие эти слова, а сам не верил в них, потому что ничтожные силы мои были на исходе, а существо – я откуда-то чуял это – было исполнено безмозглой, бесчеловечной мощи, оно не сомневалось, что сопротивление мое не будет долгим, и что через несколько минут… или даже мгновений, я подойду к двери и сам, своими руками… Я попытался заплакать, но даже и этого не сумел, холодно было слезам.
О, если бы у меня были отец и мать!!! Отец защитил бы меня, а мать… обняла бы меня, утешила…
Но не было у меня никого и никогда, чтобы согреть и прийти на помощь… только я сам, только я один…
И в третий раз я заставил шевелиться непослушные, словно бы онемевшие на морозе губы:
– Не открою.
И голос чужой улетучился из моего пространства, и лютый мороз отпустил меня, мои мысли, мои губы, сердце…
А мрак остался, и безысходность вместе с ним, вон они – все теснее сгущаются вокруг меня, хотя, казалось бы, куда уж теснее, куда уж чернее… Но я устоял, и дальше буду терпеть, утра дожидаться… Только, вот, зачем, с какой целью, ради кого, ради чего?.. Ну, дождусь я рассвета, попью и поем, и спать завалюсь… А зачем? Неужели только, чтобы и дальше, много-много-много лет подряд вкушать нехитрые удовольствия биоробота? На фига мне такая жизнь, лучше я сам, вот сию секунду, возьму топор… или нож… и самостоятельно распоряжусь…
Только, было, черный мороз, выпустил мою душу из кокона, а вдруг опять безысходность навевает… уже через мысли, а не ощущениями…
Я заставил себя оглянуться по сторонам… Сижу на табурете, смотрю на топор под ногами. Из светильников – почему-то одна лампочка настенная горит. Да, это я так захотел, мое решение. Комп и ноут выключены, телевизор тоже. Телевизор я точно выброшу. Глазок… Желтая точка – это свет из коридора, значит, не залеплен глазок. Надо бы посмотреть в него… а потом в перископ… и сравнить. Зачем?.. Зачем я буду это делать? Чтобы продолжить муку свою, чтобы продлить жизнь? Зачем мне такая… Стоп! Этого я не говорил! Этого я не думал! Мне паршиво, но я не сдамся! Вот, сейчас… чай поставлю… в холодильник загляну… и светильники зажгу… Да, точно. Электрический свет
Вот, наконец, когда во мне прорвался крик… переходящий в рев… или в истошный визг!.. Правильно ведь, правильно, очень верно я тогда подумал насчет палитры страхов… насчет разнообра… – СГИНЬ! Да сгинь же, ты, мерзость!!!
Но мерзость не пожелала сгинуть, а выглядела она как здоровенная, в кошку размером, крыса, которая, презрев законы земного тяготения, ползала в моем окне по наружному стеклу. Я кричал во всю мочь несколько секунд, со словами и без… почти не помню слов… потом устал орать, стою, как зачарованный и… наблюдаю… Ползет, такая, наискось, от левого нижнего угла вверх и вправо, а сама обнюхивает, обнюхивает… замрет на мгновение – и дальше поползла… Чего она ищет? Не иначе щель, вход, куда бы она могла просочиться без моего приглашения-соизволения… Но эта сволочь, все-таки, больше похожа размерами на реальную крысу… тоже огромная, но ведь не с человека ростом. Хвост у этой крысищи елозил по стеклу почти самостоятельно… во всех направлениях… пропорционально длинный хвост… гнусный такой… похожий на половинку громадной аскариды… Нас малышей начальных классов, в интернате, на уроках здоровья, все аскаридами пугали, чтобы мы руки регулярно мыли… И все равно ежегодно, и даже чаще, весь ученический состав обрекали на глистовыводительные процедуры…
А лапки у нее светлее, чем остальное тело, а пальчики на лапках такие подвижные… сейчас начну блевать… сантиметров сорок в этой крысе, не считая хвоста…
С величайшим трудом преодолевая ужас, тошноту и сонную одурь, накатившие на меня одновременно и мощно, я посмотрел на другое окно – там чисто. Значит, крыса одна. И еще я подумал, что если подойти поближе к окну… с топором в руках… и хренакнуть им сквозь стекло по этой крысе, со всей силы, с разворота, метясь по усатой этой головке, то вполне возможно, что…
– Что? Что, Киря? Опомнись! Что, ты думаешь, с нею случится от моего удара, коли она… вне физических законов…
– Мало ли?.. Ну, а что – с ума сойти, что ли? Или стоять покорным пони, ждать, пока она вход нанюхает? Так – хоть что-то. Берем топор в две руки, чтобы посильнее, и…
Долго, очень долго, секунд десять смотрел я на свое нехитрое оружие, в сильнейшем искушении взять его в обе руки, подойти к окну, замахнуться посильнее, прицелиться… Не знаю, действительно я не знаю, почему этого не сделал, и что меня удержало от этого гибельного искушения… Только я вдруг встал и зашагал к окну без топора и ножа. Это были неуклюжие шаги, неловкие до деревянности, но делал я их по своей воле, а вовсе не подчиняясь чужому приказу, мысленному или словесному.
Я подошел к окну, к правому, по которому с внешней стороны ползала крыса, близко подошел, почти вплотную, ощущая кожей лица, как дрожащие струйки дыхания из ноздрей отражаются от поверхности оконного стекла. Крыса переползла повыше и перевернула тельце хвостом вниз, головой вверх, так, что ее черно-багровые глазки-бусинки оказались точнехонько напротив моего взора. Я вглядываюсь в эти нечеловеческие глаза в безумной сомнабулической надежде понять что-то в этом кошмарном происходящем, увидеть какой-нибудь смысл или ответ… Ничего, кроме ужаса моего и жадного, голодного нетерпения с ее стороны. Там смерть, ее посланник – крыса, которая жаждет сожрать мою плоть, выпить мою кровь… Да, всю! Размеры… что размеры, при чем тут арифметика? Естествознание, почему-то, не мешает ей существовать вне законов реального мира… Она мне опять нашептывает… Лютая жадность в шелесте слов ее…