«Я крокодила пред Тобою…»
Шрифт:
– А ты знаешь, что они со Светкой развелись? – Ириша смаковала главную новость Северогорска.
– Да ладно! Давно?
– Ну да, больше года.
– Достанется опять какой-нибудь бэ. Классный он парень, скажи?
– Скажу… – вздыхала Иришка.
***
То лето было очень жарким. Марина взяла отпуск, чтобы пару недель провести с родителями на даче – какой-никакой свежий воздух, клубника и прочие полезные детские радости. Она собрала вещи, уложила их в сумку и стала собирать Машку. Дело было к вечеру, Марина никого не ждала, поэтому звонок в дверь ее немного удивил.
– Мама, динь-динь!
– Слышу, малышка, – Марина
Марина открыла дверь.
– Здравствуй, шлюха! – Вовчик, в прямом смысле слова, ввалился в прихожую.
– Вова! Ты что? Машку испугаешь! – «Как он смог самостоятельно подняться на пятый этаж?» – Уходи! – Марина попыталась вытолкнуть его на лестничную площадку. Вовчик с силой оттолкнул Марину и запер за собой дверь. Испуганная Машка с широко открытыми глазами стояла сзади, прижав к груди куклу.
– Вова! Пожалуйста! Уйди!
– Тварь! Ты тварь! Ты мне вщю жижнь шломала! – шепелявил Вовка в стадии неадеквата.
Марина аккуратно, боясь испугать, взяла дочку на руки и пошла в комнату. Она заперла дверь между залом и прихожей на крючок, представляющий из себя запор чисто символически.
– Куда? Стой, тварь! – Володя попытался дернуть на себя дверную ручку, но, спьяну, рука соскользнула, а Марина успела отскочить от двери. Вовка с силой ударил кулаком в верхнюю стеклянную часть. Мелкие брызги полетели Марине в лицо, и она увидела, как по щеке дочки потекла тоненькая струйка крови.
– Господи, помоги! – Марина закрылась, теперь уже в спальне, на замок.
Маленькая Маша испуганно сжимала одной рукой материну шею, а другой обнимала свою любимую куклу-растрепу.
– Сиди, малыш, папа сейчас возьмет, что ему надо, и уйдет.
Девочка кивнула. Она все понимала.
– Папа похой.
– Нет, папа просто устал. Ложись, моя девочка. Я тебе сказку расскажу про маленькую собачку, ты же любишь про собачку, правда?
Дочка молча кивнула. Марина видела, как она часто и прерывисто дышит, прислушиваясь к доносившимся из кухни звукам. Она не плакала. Она с испугом, но доверием и надеждой смотрела на мать. «С мамой не страшно, мама заступится. Мне почти два годика, и с мамой я ничего не боюсь». Через некоторое время шум утих, Марина подумала, что Вовка где-то свалился и уснул. Она подошла к двери, прислушалась. Тихо. Приоткрыла дверь. Никого. «Надо уходить из дома, чем быстрее, тем лучше». Марина взяла дочку на руки, прихватила под мышку пакет с вещами, и девочки тихонько стали направляться к выходу. Маринина одежда висела в ванной – чтобы одеться, надо было пройти мимо кухни. Марина робко выглянула из-за коридорного косяка. На них – с безумным, ничего не видящим взглядом – летел Володя, в правой руке он держал широкий кухонный нож. Не помня себя, Марина кинулась к двери, дернула – открыта! В чем была, вылетела на лестничную площадку и босиком побежала вниз, на четвертый этаж, прижимая задыхающуюся от страха дочку. Она стала звонить во все двери. Этажом ниже открыл сосед, случайно оказавшийся дома.
– Марина! Что стряслось?
– Вовка, он… там, – выдохнула Марина, – впусти!
Они влетели в комнату. Только сейчас Марина смогла заплакать. Слезы лились непрерывным ручьем, Маша тоже тихонько заплакала. Толик принес валокордина.
– Пей! Сейчас пойду и убью суку!
– Не надо, не ходи… он в невменяемом состоянии, столько выпил…
Толик вышел на площадку и поднялся в квартиру к Марине.
– Быстрее приходи, мне страшно…
Маша успокоилась и прижалась к матери, умостившись на коленках.
– У тебя дома никого, ушел. Надо бы милицию вызвать, – вернулся сосед. – И дверь настежь. Чего он учудил?
– Он с ножом бегает. Не порезал бы кого.
– Да на хера ты вообще с ним до сих пор? В толк не возьму! Одна боишься остаться? Так не останешься, это я тебе как мужик говорю, а хмыря этого гони в шею! Сам спивается и вас погубит! Слышишь?!
– Слышу…
Марина смотрела в окно. По проезжей части, прямо посередине, в потоке машин шел Володя и катил впереди себя Машкину коляску. Ему сигналили, кто-то притормаживал, кто-то высовывался из окна и крутил пальцем у виска.
– Толик, смотри…
– Б-а-а, копец! Это все! Сейчас ему точно рожу разобьют! Я вызываю милицию!
Будто услышав слова Толика, из остановившейся машины вышел крепкий мужичок. Посмотрел в коляску и со всего размаха дал в переносицу потерявшему разум Вовке. Потом еще. И еще. Остановилась еще одна машина. Вокруг собрались люди.
– Маринка, а на фига он коляску взял?
– Толик, я ничего не понимаю. Похоже, у него белочка.
Кто-то вызвал милицию. Опросили жильцов дома. Коляску закатили в подъезд. Вовку увезли.
На дачу они не поехали, легли пораньше спать. Утром Марина смотрела на окровавленное детское постельное белье, застеленное в коляске. У нее не было никаких чувств, кроме омерзения и гадливости. «Кровь наверняка Вовкина. Сдох бы».
Смятый Вовчик пришел утром. Ночь он провел в обезьяннике, от него воняло бичами и перегаром.
– Да-а… я, конечно, знал, что ты зараза, но чтобы родного мужа в милицию сдать?! Я от тебя такого не ожидал…
– Слушай, не доводи до греха. Уйди сам. Пожалуйста!
Вовчик демонстративно курил и молчал.
– Я все понял.
– Вот и молодец. Не ходи сюда больше.
Маша стала заикаться. Марина водила дочь к логопеду, доктор посоветовал успокоительное.
– Вам надо принять решение о вашем браке. Есть какие-то препоны? Имущество? Финансы?
– Нет, мы даже не зарегистрированы.
– Пожалуйста, подумайте о дочери. Это все очень серьезно.
– Я подумала.
Маринкины посиделки с друзьями прекратились. Она безумно устала от пустой болтовни, бесконечных пьянок, прокуренных подруг, вереницы тупых лиц. Работа, дом, Машка. Все! О личной жизни даже не думала. До блевоты эта так называемая любовь.
***
На работе Марину повысили до коммерческого директора. Магазин держала дружная парочка, возможно, их связывала не только работа, но это были всего лишь Маринкины домыслы. Сорокалетняя Мила Мишер и ее ровесник Славик Алексеев познакомились в общей тусовке местных северогорских художников. Они оба когда-то закончили художественную школу, пописывали пейзажи, но крутой поворот конца восьмидесятых развернул их от прекрасного к насущному. Они оформили нужные бумаги и стали соучредителями. Фифти-фифти. В магазине товар шел по мелочи, а в масштабе под вывеской ООО «Луч» неплохо продавался бартер «Севернефтегаза», который должен был за копейки распределяться между работниками нефтегазовой конторы, но стараниями Славкиного друга, снабженца Ленчика Филатова, львиная доля нефтегазовых шмоток, аппаратуры и мебели оседала в «Луче», товар продавался с наценкой до пятисот процентов, прибыль пилилась пополам. Марина все это видела, неплохо в этом разбиралась, быстро считала и много не говорила, поэтому получила должность коммерческого директора и повышение зарплаты. Она вела местную нехитрую бухгалтерию, состоящую из граф «приход-расход», иногда стояла и за прилавком. Коллектив довольно слаженно работал, деньги в карманы художников текли непрекращаемым потоком, а праздничные корпоративы только еще больше сплачивали. Продавцы подворовывали, покупатели не жаловались, начальство не лютовало. Коммерческая идиллия.