Я — Легион
Шрифт:
— Держите, нищие!
— О-о-о, братухи, от души благодарствуем! А «льда» не найдется пару кусков?
— Не, тут уже сами на голяках сидим, не обессудь.
— Э, курильщики!
— Чё?
— Это не к вам подсадили хмыря, который белгородскую шайку в одно рыло уработал?
— Не, к нам не сажали! Цирики вроде между собой тёрли, что его к Бате определили.
— Ага, понятно. Батя! Батя, ты тут?
— Тут! — Отозвался мой мертвец.
— Ну че там с этим кексом у тебя?
— Все
— В смысле?
— На коромысле! Конкретней спрашивай, что знать хотел.
Такая перекличка, как я узнал, была здесь своеобразным ритуалом. Между собой в СИЗО заключенные из разных камер никак не пересекались, и общаться могли только вот на таких прогулках. Так что молчать было бы неправильно, поскольку тюремщики, которые особо не слушали этот трёп, но все же стояли неподалеку, могли заподозрить что-нибудь неладное.
— Ну как что… ты с этим бакланом обошелся?
— Это белгородские ваши бакланы, быканули не по делу, вот и огребли по рогам.
— Ты серьезно?!
— Серьезней не бывает.
— Так чё, он и не баклан получается, а порядочный тип?
— Так и есть.
Эх, никто меня не хвалит, так приходиться самому. Я обратил внимание, что об этот разговор активно греют уши тройка тюремщиков, что выводили нашу камеру на прогулку. Похоже, они были в курсе моего так называемого наказания, и сейчас открыто дивились, слыша подобные слова от Бати.
И тут вдруг один из них отделился от группы вертухаев, и двинулся целенаправленно ко мне.
— Руки подставляй.
— Это зачем?
Я не спешил выполнять его поручение, внутренне приготовившись уронить его на землю и быстро умертвить. Эта морда любителя пыток мне была теперь прекрасно знакома. И если он решил выслужиться, раз уж надо мной в камере никакого насилия не случилось, то марионетки сейчас прикроют нас от взглядов, и никто ничего даже не сможет рассмотреть, что тут произошло. А у меня станет на одну марионетку больше…
— Да не напрягайся, посетитель к тебе.
— Опять? — Я удивился, отпуская уже готовую сорваться в смертоносном уколе Силу, и все-таки вытянул вперед руки.
— Не опять, а снова! Давай только скорее.
И я пошел, ломая голову, кто пришел ко мне на этот раз. Меня провели все по тем же коридорам и завели в комнату краткосрочных свиданий со стеклянными перегородками, и когда я все-таки увидел визитера, то едва сумел удержать взревевшую внутри энергию.
Сухов, скотина, сам пришел. Как удачно…
Я сел напротив него, на автомате взял переговорную трубку, и только тогда осознал, что Сила не проходит сквозь стекло, и я не могу его убить через перегородку. Дерьмо!!!
— Здравствуй, Сергей, ну как поживаешь?
Эмоции генерала до меня тоже едва ли доносились, но вид его был крайне серьёзным.
— Что тебе нужно, Сухов?
Я знал, что сейчас начнется торг. На одной чаше весов будет моя свобода, а на другой рабство. И, по сути, я должен был выбирать из двух стульев, как в одной известной тюремной загадке…
— Ты знаешь, что. Мы с тобой уже обсуждали это на той глупой вечеринке, помнишь? Я тебе открыто предложил помочь нам по старой дружбе.
— Вообще-то, — не сдержал я в голосе яда, — ты мне никогда другом и не был. А еще, если я не чокнулся окончательно, ты тогда заявил, что оказался там чисто случайно.
— Секирин, не время для шуток! — Я с удивлением про себя отметил, что полицейский-то реально был на взводе. — Ты что, совсем не понимаешь, что тебя не оставят в покое? Тебя мало постреляли, ты еще хочешь подобных покушений?!
До меня донеслись отголоски яростной убежденности в своих словах и тревоги. Но тревоги не за меня, а за самого себя. Я осознал, что Сухов ничего не может сделать без меня, и я ему край, как нужен. И я готов сейчас солгать ему как угодно, лишь бы встретиться с ним без стекла между нами…
— Ты ведь знал, что все так будет, да, Андрей Геннадьевич?
— Да откуда я мог знать? Ты что, смеешься, Сергей?!
Он возмутился весьма натурально, но даже не чувствуя эмоций генерала, я не был склонен ему верить, ведь мне прекрасно была известна его натура.
— А ты видишь, чтоб я хотя бы улыбнулся? Нет, Сухов, я крайне серьезен. И если ты хочешь предложить сотрудничество, то его лучше не начинать со лжи.
Полицейский вроде бы немного смутился и чуть помедлил с ответом.
— Если хочешь откровенности, то держи, Секирин. Да, я знал, что на тебя начнется охота, стоит тебе только отметиться возле трупа Свиридова. Но я даже не мог предположить, что это зайдет так далеко!
А вот в это я охотно поверю. Вот это и есть тот настоящий Сухов, а не тот, который пришел мне вешать на уши лапшу о заботе и дружбе. И я сам, если честно, тоже не мог предположить, что сумею в одиночку стоять против организованной преступности целого города, так что его удивление вполне обосновано.
— И что же ты теперь хочешь от меня? Ты меня упёк за решетку, думая, что я так стану более сговорчивым?
— Сергей, ты убил человека, тебя поэтому посадили, а не потому что я так захотел, ты должен это понимать.
Я напрягся, пытаясь уловить хотя бы отголосок его чувств, но не сумел определить ничего конкретного. Он серьезно об этом говорит, или издевается?!
И тут меня осенило. Если до меня доносятся эмоции, значит, перегородки не герметичны! Они немного, но пропускают чужие флюиды, а значит, должно пропустить и Силу!