«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)
Шрифт:
47
10 июня <19>61 г.
Дорогой Владимир Федорович!
Получил Ваше письмо. Хлопоты и неприятности с переездом — это еще туда-сюда. А вот почему Вы «не верите в себя»? Еще в предыдущем, прошлогоднем, письме Вы жаловались, что новая (почему именно новая?) эмиграция Вас не признает. Почему Вы так думаете? Признание Ваше, по-моему, всеобщее. «Гурилевские романсы» создали Вам в свое время имя и удержали его за Вами, несмотря на то что Вы уже много лет стихов не публикуете. Унывать, по-моему, никак не следует, но если Вы хотите сохранить свое имя как поэта. — надо, конечно же, писать стихи. Жить процентами со старого поэтического капитала трудно.
Не знаю, удастся ли мне вообще познакомиться с Вашей статьей [259] в № 2 «Воздушных путей». Для покупки они слишком дороги, а сумею ли их где раздобыть — не знаю. Между тем тема статьи (как я слышал: о свободе в поэзии?) меня особенно интересует. Мандельштам тоже чрезвычайно меня интересует, я его люблю.
Очень порадовало меня сообщение Н.Н. Берберовой, что летом выходит издаваемый ею сборник стихов Ходасевича на 240 страницах [260] . Думаю, что Вы его почти не знаете, и в свою очередь интересуюсь, какое он произведет на Вас впечатление. О планах издания в очень полном виде Гумилева [261] и Волошина [262] ,
259
Марков В. О свободе в поэзии // Воздушные пути. 1961. № 2. С. 215–239.
260
Ходасевич В. Собр. стихов (1913–1939) / Ред., предисл. и примеч. Н. Берберовой. Мюнхен, 1961.
261
Гумилев Н. Собр. соч.: В 4 т. / Под ред. проф. Г.П. Струве и Б.А. Филиппова. Вашингтон, 1962–1968.
262
Дело с более или менее представительным изданием Волошина затянулось, и появилось оно на свет лишь два десятка лет спустя: Волошин М. Стихотворения и поэмы: В 2 т. / Общ. ред. Б.А. Филиппова, Г.П. Струве, Н.А. Струве. Париж: YMCA-Press, 1982.
Мы с женой живем по-старому: донимают нас (и постепенно все сильнее) разные наши хронические недуги. Разница только в интенсивности болей, а без них вообще дня не проходит.
Думаю к Рождеству издать новый сборник. Стихов для него, и притом с отбором (с моей точки зрения, конечно), достаточно. Деньги на это дело опять дают заимообразно мои друзья. Но беспокоит меня вопрос распространения книги, чрезвычайно для меня важный, ибо «меценаты» мои — люди весьма слабого достатка, и нужно побыстрее вернуть им долг. Раньше меня в этом отношении всегда выручал Родион Березов, продававший безвозмездно от 100 до 150 экз. каждой книги. На этот раз он забастовал под тем предлогом, что уходит на пенсию и на покой, но дело, конечно, не в этом: ему как убежденному баптисту, а следовательно, и тем кругам, где он распространял мои книги, не подходит мое миропонимание, он уже не раз мне за это выговаривал. Я даже было думал в связи с «исчезновением» Березова вообще отказаться от издания книги, поскольку расплата с кредиторами оказалась под большим сомнением, но, узнав об этом, кое-кто из добрых моих знакомых в USA вызвался мне помочь и по мере сил заменить Березова. Решил поэтому рискнуть.
Посылаю снимок, сделанный с меня знакомым фотографом-любителем этой весной. Волос все меньше, морщин — все больше… Поджидаю к себе летом Ржевских и еще кое-кого.
Как Вы относитесь вот к такому вопросу: Берберова недавно писала мне, что она за последние годы «пережила большой кризис» и теперь «совсем иначе судит о поэзии». Рифмы для нее в новой поэзии «не звучат», а старой она их может «только прощать». «Ради рифм (пишет Б<ерберова>) русская поэзия стала не тем, что обещала быть». «В русской поэзии (продолжает она) есть старая безрифменная традиция, которую почти никто не чувствует. Таких людей, как Семена Боброва (??? — Д. К.) и других прекрасных поэтов XVIII века, не только забыли, но раз навсегда обругали, а между тем какое в них великолепие!» Акмеисты, по мнению Б<ерберовой>, «не состоялись» именно потому, что «в форме были реакционнее символистов. Внутри строки почти ничего не было сработано, все приносилось в жертву рифме, которая стучала себе и стучала, глуша все остальное». «Белые стихи (заканчивает Б<ерберова>) для меня сейчас отрада дней моих суровых». Эти мысли (как пишет Б<ерберова>) будут отчасти в ее статье о задачах критика [263] , которая идет в № 64 «Н<ового> ж<урнала>» — что Вы на все это скажете? Мне представляется, что стихи белые и стихи рифмованные могли бы мирно «сосуществовать», и стирать последние с лица земли нет надобности. Душа некоторых стихов может жить только в белых стихах, других — не может в них воплотиться. Я не против белых стихов, но полагаю, что подлинная стихия русской поэзии — рифмованная, хотя бы уже потому, что ни в каком другом языке нет такого богатства рифм и такого пиршества ассонансов. Потому-то белые стихи прививаются хуже всего в русской поэзии, в то время как в других они стали повседневностью. Притом белые стихи в современном их на Западе проявлении лишились не только рифм, но и ритма и тем становятся почти вне поэзии, изменив ритмической магии стиха.
263
Речь идет о статье Н.Н. Берберовой «Великий век» (Новый журнал. 1961. № 64. С. 119–140).
В издающемся в Бразилии эзотерическом журнале «Звоны Китежа» была статья с оценкой моей поэзии именно с этой точки зрения [264] , и таким образом внимание впервые было сосредоточено на основной, на мой взгляд, теме моей поэзии. Если интересуетесь — дайте знать, могу прислать в копии на прочтение.
Сердечный привет!
Д. Кленовский
48
2 июля <19>61
264
Статья, по признанию самого автора, не являлась «литературной критикой творчества Д. Кленовского <… > но разбором этого творчества в аспекте эзотерическом»: «В поэзии Д. Кленовского счастливо сочетались эзотерическая суть и выдающееся мастерство слова: язык его изыскан и подкупающе прост, искренне-задушевен одновременно. Образы порой смелы и неожиданны, но без надуманности, мысль каждой поэтической пьесы, даже самой “иррациональной” по своей тематике, пластически четка и ясна, не в пример модному косноязычью многих современных поэтов» (Никитин-Невельской А. Поэзия сокровенных прикосновений: О творчестве Д. Кленовского // Звоны Китежа. 1961. № 3).
Дорогой Владимир Федорович!
Письмо Ваше получил. Сердечное спасибо за доброе намерение помочь в распространении будущей моей книги! Если не подведет Никита, выйдет она, вероятно, сразу же после Рождества. Спасибо и за намерение побудить Гринберга прислать мне № 2 «Возд<ушных> путей». Его, конечно, никто к этому не обязывает, тем более что он заплатил мне (кажется, единственному изо всех авторов) за стихи в № 1.
Статья обо мне из «Звонов Китежа» (и я терпеть не могу китежных названий) придет к Вам вскорости (я уже распорядился на этот счет) оттуда, где она сейчас находится, совершая небольшое турне по Америке. Куда ее направить в дальнейшем — дам Вам знать. Журнал этот сугубо теософский, а потому мне с ним не очень по пути, мне ближе антропософское миропонимание (разница весьма существенная). Уточню, что убежденным антропософия не являюсь, но ряд основных положений этого учения представляется мне наиболее правдоподобным и осмысленным ответом на многие загадки бытия.
Я слишком скромен, чтобы открыть моим портретом полное собрание моих сочинений. Он предназначен для 14 тома, куда войдет переписка с друзьями и отрывки из записных книжек.
Ваше непостоянство в литературных вкусах меня радует. Льщу себя надеждой, что годам к семидесяти Вы откроете… Кленовского. А вот я в литературных вкусах неимоверно постоянен. И я радуюсь каждому поэту, у которого нахожу хоть несколько радующих меня стихотворений. Говоря об отсутствии ритма в верлибрах, я не обобщал, а имел в виду попавшиеся мне на глаза стихи немецких современных поэтов. Кстати, Celan перевел на немецкий (и издал) кое-что из Есенина [265] . Выбор как будто мало удачный (в числе другого поэма о бакинских комиссарах). Немецкие критики попрекают С<еlап’а> в том,
265
Jessenin S. Gedichte / Ausgew. und iibertr. von P. Celan. Frankfurt am Main, 1961. О взаимоотношениях Маркова с Полем Целаном (Celan; 1920–1970) см.: Birnbaum Н. Parallels and Contrasts, Traces and Echoes: Further Remarks on Mandel’shtam and Celan // Readings in Russian Modernism: To Honor Vladimir Fedorovich Markov. C. 24–39.
Получил все-таки (говорю «все-таки», ибо в другие поэтические адреса книга разослана давным-давно) сборник Одоевцевой [266] . Слышал о нем много хорошего, а потому прочел бережно и без ressentiments [267] . Однако своего «прохладного» отношения к О<доевцевой> не изменил. Стихи ее меня не радуют, не волнуют, мне как-то нечего с ними делать. Я ценю, конечно, их пеструю вязь, в них много разнообразия, занятности, немало разного рода удач и находок, но все они словно как-то ни к чему. Совсем неприятны мне ее вопли к читателям, заверения, что она пишет только для них. Психолог объяснит это тем, что О<доевцева>, в прошлом имевшая как интересная женщина успех у мужчин, ныне, постарев, ищет компенсации по другой линии, вымаливая себе успех у читателей. Отсюда и вся рекламная вокруг нее шумиха, ею же подогреваемая. Замечу еще, что с легкой руки «стихов во время болезни» [268] (написанных, я уверен, после таковой) О<доевцева> страдает в своих стихах перманентным гриппом, что превратилось уже в приедающуюся манерность. Ну, совсем, конечно, Вас всем этим рассердил! Sans rancunes! [269]
266
Одоевцева И. Десять лет: Стихи. Париж: Рифма, 1961.
267
Злопамятности (фр.).
268
Имеется в виду книга И.В. Одоевцевой «Стихи, написанные во время болезни» (Париж, 1952).
269
Забудем! (фр.).
Д. Кленовский
49
25 июля <19>61
Дорогой Владимир Федорович!
Получил сегодня одновременно В<аше> письмо и № 2 «Возд<ушных> путей» — величайшее спасибо, что добыли его для меня! Еще не успел, конечно, прочесть, заметил только, что Мандельштам на себя не похож, а Ахматова выглядит не так, как мне хотелось бы (раздобрела) [270] . Тех, кого долго не видел, сохраняешь в памяти такими, какими они были, и потом огорчаешься, что это не так! А вот в Вашем письме меня огорчило Ваше предположение, что я представляю себе Вас (как Вы выразились) «более глуповатым, чем Вы есть»! Ну откуда Вы это взяли?!?! И чем дал я Вам повод так думать? Как будто тем (так оно выходит по Вашему письму), что я просил не сердиться на некоторые мои суждения. Как будто сердятся только глупые люди! Вы, между прочим, не раз уже сердились и на меня, и на других, но это никак не признак глупости, а того литературного темперамента, который я в Вас как раз очень ценю.
270
Фотографии О.Э. Мандельштама и А.А. Ахматовой, напечатанные в № 2 альманаха «Воздушные пути» (Нью-Йорк, 1961), сопровождали публикацию 57 стихотворений О.Э. Мандельштама и «Поэмы без героя» А.А. Ахматовой.
Вы как-то серьезно отнеслись к слишком щедрому высказыванию обо мне г-жи Коноваловой [271] (Скопиченко — ее псевдоним, она автор и участник разного рода спектаклей в Сан-Франциско). Мало ли кто и как, справедливо или несправедливо, обо мне судит! Из подобных суждений я себе венков не плету, но и ответственности за них не несу. Статья из «Звонов Китежа» заинтересовала меня только потому, что в ней впервые дана оценка моим стихам с точки зрения их эзотерической сути, и только поэтому она и попала кое к кому на прочтение. Я ее лавровых листьев даже в борщ не кладу (такового, впрочем, на обед не получаю). Когда Вы пишете: «не такой критики Вы заслуживаете» — я несколько недоумеваю… Почему же все-таки «заслуженной» мною критики нет и высказываются обо мне как будто не те, кому следовало бы? Разгадка может быть отчасти в том, что организацией прессы перед выходом моих книг я никогда не занимался и не буду заниматься, считая это занятие не совсем приличным. Высказывались всегда кому вздумалось. А вот, чтобы не ходить далеко, у Чиннова книга [272] еще только набиралась, а статьи о ней были уже написаны (а то и набраны: Вейдле [273] в «Мостах»), и притом как раз теми, что надо: Терапиано, Адамович [274] , Вейдле, а там, гляди, и Иваск подоспеет. Словом, все феи в генеральском литературно-критическом чине принесли к колыбели свои подарки. Я Чиннова как поэта очень ценю (Вы, кажется, не очень?), и я не против похвал ему, но организационная сторона этого дела весьма прозрачна (повторение того, что было и с Одоевцевой): хлопоты, просьба, в результате чего пишут и кто надо, и как надо. А вот с Присмановой, которую я ценю куда выше и Чиннова и Одоевцевой, не то получилось: ни одна литературно-критическая фея не подошла к ее могиле и не произнесла достойного надгробного слова; приходится радоваться, что хоть младшая ее сестра по перу Таубер [275] высказалась на страницах № 64 «Нов<ого> журн<ала>» [276] . А как будто Присманова заслужила лучшие похороны. Не знаю, какие будут у меня похороны, наверное, не хуже, ну, а к колыбелям феи со щедрыми подарками не подошли, за исключением одной: злой (Терапиано). Возможно, что я лучшего и не заслужил!
271
Скопиченко Ольга Алексеевна (по мужу Коновалова; 1908–1997) — литератор; дочь белого офицера. С 1923 г. в эмиграции в Китае, в Харбине окончила русскую гимназию и училась на Юридическом факультете. С 1928 г. жила в Тяньцзине, потом работала на табачной фабрике в Шанхае; 1945–1946 гг. провела в эвакуационном лагере на о. Тубабао; в 1947 г. вышла замуж за Бориса Михайловича Коновалова и уехала с ним в Сан-Франциско, где работала в газете «Русская жизнь».
272
Чиннов И. Линии: Вторая книга стихов. Париж: Рифма. 1960.
273
Вейдле В. О поэтах и поэзии // Мосты. 1961. № 7. С. 133–147.
274
Адамович Г. Стихи Игоря Чиннова // Новое русское слово. 1961. 4 июня.
275
Таубер Екатерина Леонидовна (1903–1987) — поэтесса. С 1920 г. в эмиграции в Белграде, участница Литературного кружка имени М.Ю. Лермонтова, русско-сербской литературной группы «Ступени», белградского филиала литературного объединения «Перекресток» (с 1928), кружка «Литературная среда» (с 1934). С 1936 г. во Франции, преподаватель русского языка в Каннском лицее (1955–1971).
276
Имеется в виду посвященная памяти А.С. Присмановой статья: Таубер Е. Розы или рожь // Новый журнал. 1961. № 64. С. 151–158.