Я, Мона Лиза

Калогридис Джинн

Последние слова он произнес, чтобы отделаться от священника, который загородил ему дорогу, словно не желая пускать Савонаролу дальше, пока не добьется от него благословения. Но вместо того, чтобы уйти, молодой священник заглянул в ризницу.

— А, да это же та самая женщина, одержимая дьяволом!

Фра Джироламо бросил на него резкий взгляд.

— Позволим Господу судить о ее недуге. — Он многозначительно посмотрел на фра Доменико, сочувственно склонившемуся над ним, и верзила-монах неохотно шагнул к двери.

Священник

ловко обошел огромного монаха бочком и оказался в ризнице, прежде чем Доменико успел его перехватить.

— Но, фра Джироламо, вы ведь сами сказали: дьявол попытался не позволить людям выслушать послание, вложенное в ваши уста самим Господом. Никто бы никогда не произнес тех слов, что произнесла она, если бы они не принадлежали дьяволу. — В его бесцветных глазах сверкнула тревога и в то же время убежденность. — Точно так она вела себя и в Дуомо — выкрикивала слова, продиктованные дьяволом.

Фра Доменико слушал как завороженный; даже робкий фра Марчиано отошел от нашей компании, чтобы послушать удивительные речи молодого священника.

Это правда, Babbo, — обратился к своему хозяину Доменико. — Ваше присутствие может спровоцировать дьяволов. Какой злобой, должно быть, они исходят! Как напуганы! Вот вам случай показать истинную силу Всевышнего.

Недовольный тем, какой оборот принял разговор, тем не менее не в силах отмолчаться, Савонарола прошел мимо Доменико и священника и остановился рядом с мамой, как раз напротив моего отца и Пико.

— Это правда? — тихо спросил фра Джироламо у моего отца. — Она произносила странные слова в соборе перед самым приступом?

Отец настороженно взглянул на нас с Дзалуммой и ничего не ответил. Рабыня держалась дерзко, с вызовом, она успела снять шапку, и ее непокорные ис-синя-черные локоны вились над головой, как змеи у Медузы Горгоны.

— Нет, — солгала она. — Хозяйка страдает приступами с тех пор, как получила травму головы. Дьяволы здесь ни при чем.

Савонарола передвинулся к голове мамы и осторожно положил руки ей на плечи. Его робость испарилась, и он сказал с уверенностью:

— Давайте молча помолимся.

Мы все подчинились, склонив головы. Я даже не осмеливалась кинуть взгляд из-под полуприкрытых век. К нам присоединились священник и Доменико, который предварительно плотно закрыл большую, обитую медью дверь. Оба поспешили занять места рядом с фра Джироламо. Протиснувшись, они встали у правого бока мамы, как можно ближе к предмету своего обожания, при этом мы с Дзалуммой оказались отодвинуты к маминым ногам.

Отец опустил голову, но не закрыл глаза и по-прежнему смотрел сурово и яростно. Он стоял с левой стороны от мамы, рядом с графом Пико.

После длинной паузы Савонарола насупил брови.

— Господь сказал мне свое слово. Болезнь этой женщины вызвал неискупленный грех, слишком долго державшийся в тайне, слишком долго захороненный.

Он запятнал ее душу. Я буду молить Господа о том, чтобы он открыл ее сердце, избавил от бремени, чтобы она освободилась от любого влияния дьявола. — Он поднял голову и тихо обратился к отцу: — Вам известно о каком-либо тяжком грехе, в котором она, возможно, не пожелала признаться?

Отец взглянул на него с неподдельным удивлением. Его так переполняли чувства, что он не мог говорить, только горестно всхлипнул. К нему повернулся Пико.

— Антонио, друг мой, доверься фра Джироламо. Господь привел нас сюда с определенной целью. Все это на благо мадонны Лукреции.

— Может быть, кому-то не хватает веры? Может быть, кто-то хочет уйти? — Фра Джироламо обвел каждого внимательным взглядом.

— Я буду молиться с вами! — взволнованно воскликнул молодой священник.

Савонарола бросил на него предостерегающий взгляд.

— Те, кто желает, могут наложить на нее руки вместе со мной и молча следить за моей молитвой.

— Только молитесь о том, чтобы ей не стало хуже, — горячо потребовал отец. — Молитесь, чтобы Господь исцелил ее!

Савонарола ответил ему таким взглядом, что отец сразу затих. Священник и фра Доменико возложили ладони на предплечья и талию мамы, отец вместе с Пико положил ладонь на ее правую руку. Нам с Дзалуммой ничего не оставалось, как положить руки на мамины лодыжки.

Маленький монах крепко взялся за плечи мамы и зажмурился.

— О Всевышний! — воскликнул он тем громовым голосом, которым недавно проповедовал с кафедры. — Ты лицезришь пред собою женщину, несчастную грешницу…

Под его руками мама зашевелилась. У нее затрепетали веки. Она хрипло прошептала:

— Антонио!

Отец взял ее за руку и заговорил с нежностью:

— Я здесь, Лукреция. Все будет хорошо. Фра Джироламо молится о твоем исцелении. Отдыхай и не теряй веры.

Во время их тихого разговора монах продолжал молиться.

— …Здесь захоронена тьма, служащая выходом для сатаны. Всевышний! Он покинул ее украденное тело, вырвался из нее…

У мамы от испуга расширились глаза. Она хоть и пребывала в полусне, но чувствовала, как все крепче впиваются пальцы Савонаролы в ее плечи. Она слабо пошевелилась, словно пытаясь стряхнуть с себя, его руки.

— Антонио! Что он говорит? Что случилось?

В эту самую секунду священник, который начал дрожать от праведного пыла, закричал:

— Она во власти дьяволов, о Всевышний!

— Да! — пробасил Доменико. — Дьяволов, Всевышний!

— Перестаньте, — прошептала мама.

Тут всех перебила Дзалумма, адресовав свою резкую скороговорку в основном священнику, но также и Савонароле. Она прижалась к огромной, широкой спине Доменико, пытаясь дотронуться до хозяйки.

— Хватит! Вы ее пугаете! Ей нельзя волноваться!