Я надену платье цвета ночи
Шрифт:
Как было бы здорово оказаться волшебником, способным поднять нарисованных рыцарей в последнюю битву!
Как было бы здорово оказаться ведьмой, которая находится очень далеко отсюда! Она подняла потрескивающую головешку и уставилась прямо в дыры вместо глаз. Придётся ей оказаться ведьмой, способной без трепета встретить это взгляд, который словно высасывал глаза из её черепа.
Дыры действовали гипнотически, и тварь принялась раскачиваться из стороны в сторону, будто змея, которая готовится к броску.
— Пожалуйста, не надо.
Этого Тиффани не ожидала.
Ветер был серебристым и холодным.
Тиффани лежала на спине, глядя в небеса. Где-то на периферии поля зрения под ветром качалась сухая трава; но за этим сельским пейзажем всё равно каким-то образом ей мерещились гигантский камин и гобелен с рыцарями.
— Очень важно, чтобы ты не шевелилась, — сказал рядом с ней голос Эскарины. — Место, в котором ты находишься, некоторым образом специально создано для нашей беседы. Оно не существовало, пока ты не оказалась здесь, и сразу после твоего ухода исчезнет. Строго говоря, согласно большинству философских концепций, его вообще не существует.
— Значит, это магическое место, да? Вроде Недвижимого Могущества?
— Можно и так сказать, — согласилась Эскарина. — Те из нас, кто знает о нём, зовут его «плавающим сейчас». Для меня — самый простой способ побеседовать с тобой наедине. Когда оно исчезнет, ты окажешься ровно там же, где была, и времени не пройдёт ни секунды. Понимаешь?
— Нет!
Эскарина присела на траву рядом с Тиффани.
— Ну и слава богам. Вот если бы поняла, тогда бы я встревожилась. Ты, как тебе самой, вероятно, известно, весьма необычная ведьма. У тебя талант делать сыры, очень, надо сказать, редкий и ценный. Миру нужны сыроделы. Добрый сыродел ценится, фактически, на вес… сыра. Так что твой врождённый талант — вовсе не ведьмовство.
Тиффани открыла рот, стремясь ответить ещё прежде, чем поняла, что же, собственно отвечать. Обычное дело среди людей. Сквозь тучу вопросов пробился основной:
— Постойте, я держала в руке горящую головешку. И вдруг оказалась здесь, где бы ни было это «здесь». Что произошло? — Она взглянула на огонь в камине. Языки пламени застыли. — Люди же меня увидят, — сказала Тиффани, а потом, приняв в расчёт последние события, добавила: — разве нет?
— Ответ: «нет». Причины довольно сложны. «Плавающее сейчас» — это нечто вроде… прирученного времени. Времени, которое на твоей стороне. Есть во вселенной штуки и похитрее, поверь мне на слово. Сейчас, Тиффани, мы находимся во времени, как бы взятом взаймы.
Языки пламени по-прежнему не шевелились. Тиффани казалось, что они должны стать холодными, но это было не так — она всё равно ощущала тепло. Кроме того, теперь у неё было время подумать.
— А что будет, когда я вернусь?
— Ничего не изменится, — объяснила Эскарина. — Кроме содержимого твоей головы, которое, в данный момент, и является самым важным.
— И вы всё это затеяли только ради того, чтобы сообщить мне, будто у меня нет таланта к ведьмовству? — спокойно спросила Тиффани. — Как любезно с вашей стороны.
Эскарина рассмеялась. Очень молодым смехом, учитывая морщины на её лице. Тиффани никогда прежде не видела старушку, которая выглядела бы настолько юной.
— Я сказала, что у тебя нет врождённого таланта. Ты его получила, и это далось нелегко. Ты много работала, потому что сама того хотела. Ты заставила мир дать тебе этот талант, неважно, какой ценой, и цена, как обычно, оказалась высока. Слышала пословицу: «В награду за трудолюбие всегда получаешь лишь ещё больше работы»?
— Слышала, — кивнула Тиффани. — Матушка Ветровоск однажды так сказала.
— Она и придумала эту пословицу. А ещё говорят: «ведьмовство нельзя найти, оно само тебя найдёт». Но ты нашла его, хотя и сама тогда не понимала, что ищешь; нашла, схватила за цыплячью шейку и заставила служить себе.
— Всё это необычайно… интересно, — сказал Тиффани, — однако меня ждёт куча неотложных дел.
— Только не здесь, не в «плавающем сейчас», — твёрдо заявила Эскарина. — Слушай, Лукавый опять нашёл тебя.
— Думаю, он прячется в книгах и картинах, — предположила Тиффани. — И в гобеленах.
Она содрогнулась.
— И в зеркалах, — продолжила Эскарина, — и в лужах, и в бликах света на битом стекле, и в отблеске ножа. Сколько ещё способов можешь придумать? Сколько ещё страха вместить?
— Я собираюсь дать ему бой, — заявила Тиффани. — Кажется, у меня всё равно нет другого выхода. Он не похож на того, от кого можно убежать. Он будет напирать и наседать, да? Он атакует, когда чует слабость, значит, мне придётся изобрести способ стать сильнее него. Думаю, я смогу найти такой способ — в конце концов, он чем-то похож на роителя. С роителем было несложно.
Эскарина не закричала; она заговорила тихо и спокойно, но таким тоном, который звучал страшнее крика.
— Ты что, не понимаешь, насколько всё это важно, Тиффани Болит-сыродел? Тебе дан шанс победить Лукавого, но если ты проиграешь, вместе с тобой проиграет всё ведьмовство — и падёт, вместе с тобой. Он завладеет твоим телом, твоими знаниями, твоими талантами и твоей душой. И тогда, для твоей собственной пользы — и ради безопасности всех остальных, — твои сёстры-ведьмы преодолеют свои разногласия и переместят вас обоих в вечное забвение, чтобы вы не натворили новых бед. Понимаешь? Это важно! Ты должна помочь себе сама!
— Другие ведьмы меня убьют? — в ужасе переспросила Тиффани.
— Разумеется. Ты ведьма, и знаешь, что говорит Матушка Ветровоск: «Мы не делаем приятно, мы делаем правильно». Ты или он, Тиффани Болит. Проигравший умрёт. Он, к сожалению, снова появится через несколько столетий; относительно тебя предположений делать не берусь.
— Но постойте, — сказал Тиффани. — Если они готовы общими усилиями уничтожить его и меня, почему бы нам не объединиться всем вместе, чтобы сразиться с ним прямо сейчас?