Я – наложница для Прайма
Шрифт:
– Улетел уже на Вилаю с Кастером, Гельмутом и зеленым тем мелким. К императору на поклон.
– Ясно, – я опустила голову и побрела по трапу.
Не захотел меня видеть. Просто исчез. Не о чем нам больше разговаривать.
– А Марита?
– Зла на тебя Марита, – вздохнул Дилан, проходя в отсек управления, – Хотела тебе "все космы повырывать". Это точная цитата.
Он слабо и как-то совсем невесело улыбнулся.
– Запер её в комнате от греха подальше.
– Ясно, – ещё глуше сиплю я.
– Ничего тебе не ясно, – машет он на меня рукой, как на пропащую, с которой толку нет разговаривать, –
– Я к Кристине... – краснею от его слов. Становится обидно, что даже Дилан, тоже ведь человек, и тот не на моей стороне. Уж он то должен был меня понять.
– К Кристине не советую, – хмыкает на это О'Брайн, – Разве не слышишь?
Я напрягаю слух, нахмурившись, и только сейчас обращаю внимание на монотонный вой, от которого едва заметно гудит весь корабль. Это Кристина??? Поднимаю удивленный взгляд на Дилана.
– А ты как думала, – невесело ухмыляется тот, – У неё ломка сейчас. И винит она в ней тебя. Так, что если не хочешь, чтобы тебя придушила собственная сестра, то подожди, когда она хотя бы выдохнется.
– Ясно, – повторяю я в третий раз хрипло и плетусь в свою каюту.
Опустошенная, растерянная, убитая этим днем. Под приглушенные вопли Кристины, сотрясающие весь корабль. Они меня даже не раздражают. Слишком уж созвучны моей душе сейчас. Пронзительная дребезжащая музыка потери.
47.
– Ну что ты плачешь, ну? Ну давай поношу тебя как малышку. Ты же моя малышка, да, Лиззи? – хожу кругом по комнате, укачивая хнычущую племянницу.
Глаза слипаются. Ну где там мама? Сил уже нет. У девочки лихорадка, она капризничает, не спит всю ночь, а я совсем не знаю, как управляться с детьми. И Роб, муж Кристины, тоже. Раньше сестра всем эти заведовала. Но сейчас от неё мало толку. Роб заходит к нам в детскую каждые полчаса, спрашивая нужно ли чего. Вот в аптеку час назад бегал. Не спит тоже. Старшую сам уложил. А мама пошла Кристину проверить. Никто вслух не говорит о том, что может произойти, но больше, чем на час, Кристину одну не оставляют. Мало ли…Страшно.
Сестра со своей семьей пока не живет. У родителей. Решили, что так лучше будет. Уж слишком девочки расстраиваются, что мама такая стала. Безразличная. Лучше в гости ходить, чем все время видеть...А я и вовсе сейчас одна. Купила себе дом неподалеку. У родителей нельзя. Кристина только на меня и реагирует. Ненавистью. И не у неё же дома с её мужем обитать...
Одной невероятно сложно. Нет, у меня всё есть. Работать не нужно, о деньгах думать не нужно. Дез, как и обещал, оставил мне целое состояние. У меня теперь очень много денег и очень много свободного времени. Слишком много. Мысли по кругу сводят с ума, не дают выбраться из эмоциональной ямы. Я мало чем отличаюсь от Кристины сейчас наверно. Только что улыбаться пытаюсь, делать вид, что всё хорошо. А она нет. Иногда мне кажется, что так гораздо честнее. Но вижу осунувшееся лицо мамы, её тихие слёзы у комнаты сестры. И понимаю, что не зря с храбрюсь. Надо бы на работу устроиться, чтобы времени копаться в себе поменьше было, и будет совсем хорошо.
Смахиваю влагу с уголков глаз. Устала просто, уже третий час ночи. На пороге появляется Роб. Переминается с ноги на ногу.
– Я там чай сделал, Ри. Иди попей, я покачаю. Или уснула уже?
Смотрю на бледное кукольное личико Лиззи с горячечным румянцем на пухленьких щечках. И правда. Спит уже. Влажные темные волосики прилипли ко лбу. Аккуратно убираю их, укладывая малышку в кровать. Жар так и не спадает. Сколько уже времени прошло с того момента, как лекарство дали? Час? Тревожно как. Такая маленькая. Врач сказал, что ничего страшного. Но какие они тут, врачи в наших трущобах? Нужно переезжать срочно. И деньги есть. Только разрешение комендант до сих пор не подписывает, тянет. Оборотни не любят из низших секторов выпускать. Где родился, там и живи. Там и умирай. Накрываю племянницу лёгкой простынкой и на цыпочках выхожу из спальни.
– Извини, к чаю не найду ничего, – хмурится Роб, шаря по полкам на кухне, – Я не любитель сладкого, а Кристина…
Замолкает, скорбно поджимая губы. Ему всё не привыкнуть никак, что жена ему теперь и жена вовсе, а её ходячая тень. Все мы надеемся, что она оправится. Два месяца действительно короткий срок. И нам говорили, что некоторые девочки отходили, если их так рано возвращали. Вот только лично этих девочек никто никогда не видел и не знал. Чья-то знакомая знакомой из какого-нибудь далекого города. Истории, чтобы подкормить надежду, не более. Но вера вообще вещь иррациональная. А вера в чудо тем более.
– Да я тоже сладкое не люблю, – невозмутимо пожимаю плечами и накладываю себе третью ложку сахара, – Садись уже.
– Ага, не любит она, – фыркает Роб, расплываясь в мальчишеской ухмылке и на секунду напоминая себя прежнего, – Вот не ври только, Ри.
– И не думала, – улыбаюсь в ответ, – Как на работе?
– Да нормально. Сегодня…
В прихожей скрипит входная дверь, и мы оба оборачиваемся и замолкаем. В дверях появляется мама со странно горящими влажными глазами, а за ней. Я внутренне съеживаюсь, из последних сил пытаясь сохранить невозмутимое лицо. Тусклые глаза сестры безразлично скользят по Робу и замирают на мне, вспыхнув жгучей неприязнью. Я наверно никогда к этому не привыкну. Никогда.
– Кристина вот за Лиззи распереживалась, да, Кристина? – тараторит мама слишком сбивчиво и возбужденно для того, чтобы это было правдой, – Спит она что ли, что вы тут?
– Да, спит, – отвечает Роб глухо, исподлобья посмотрев на жену.
Обмениваемся с ним понимающими взглядами. Мама опять выдает желаемое за действительное. Притащила её силком. Зачем? Только больнее всем делает.
Мама мнется на пороге, скользя растерянным взором по кухне. Кристина уж было разворачивается обратно. Спит и спит, ей это неинтересно, но мать перехватывает её за руку.
– Пойдём всё-таки поднимемся, дочка? – заглядывает заискивающе в её пустые глаза, – Ну раз уж пришли? Пойдём?
Кристина молча передёргивает плечами, и первая идёт в сторону детской, кинув на меня последний ненавидящий взгляд. Мама семенит за ней, как-то жалко нам улыбнувшись. Роб утыкается взглядом в чашку с чаем.
– Ну вот зачем, твою мать? – хрипит едва слышно, – Задрало всё. Как задрало…
Роняет голову на руки, громко судорожно вздыхает. Его плечи вздрагивают, ещё раз. Я нервно тереблю ложку. Куда себя деть не знаю. Что сказать не знаю. Вот бы под землю сейчас провалиться.