Я нашел подлинную родину. Записки немецкого генерала
Шрифт:
То, что командованию рейхсвера пора было прекратить открытое вмешательство в политику, чтобы не дискредитировать себя, видно из одного характерного происшествия. В середине января 1924 года на съезде Вестфальского крестьянского союза в Мюнстере его председатель, помещик барон фон Керкеринк цур Борг, обрушился на имперское правительство. Командующий войсками VI военного округа генерал-лейтанант фон Лосберг поддержал эти нападки и даже пошел дальше, заявив:
— Я ведь и сам пытался, поскольку я знаю положение в сельском хозяйстве и разбираюсь в нем, использовать свою власть и обратить внимание Берлина на то, что с требованиями, которые взваливают на сельского хозяина, дело дальше не пойдет… Когда-нибудь придет время и мы рассчитаемся с теми, кто теперь притесняет нас. Я не пацифист. Если бы я был пацифистом, то меня надо было бы вздернуть на фонарный столб. Я человек простой и выступаю за то, чтобы дать отпор людям, которые нас притесняют,
Случай этот вызвал много шуму. Мне неизвестно, чем все кончилось. Дело было улажено между Сектом и Лосбергом с глазу на глаз.
Во второй половине одного из первых февральских дней 1924 года Шлейхер возвратился от Секта после доклада, длившегося пять или шесть часов. Когда он вошел в мою комнату, я сообщил ему, что особа, у которой он жил на Маттеикирхштрассе, знакомая мне вдова коммерции советника Шульц-
Энгельгардта, звонила уже несколько раз и спрашивала, почему он не идет обедать. Однако мысли Шлейхера были заняты совершенно другим.
— Сегодня снова был спор с Сектом, — сказал он. — Хоть Хассе и поддерживал меня [он имел в виду начальника Войскового управления. — В. М.], Сект не хотел примириться с мыслью, что пришло время по собственной инициативе возвратить президенту исполнительную власть. В конце концов мне почти удалось уговорить его; будем надеяться, что он согласится с нами. Ведь он должен радоваться, что я уберег его от глупейшего намерения установить директорию.
— Мне о директории ничего не известно, по этому вопросу я читал лишь отдельные сообщения, — заметил я.
— Так пусть Маркс расскажет вам о директории, — посоветовал Шлейхер.
Капитан Маркс был референтом по делам прессы в отделе T-I–III и являлся одним из старейших сотрудников Шлейхера. Они знали друг друга еще по службе в Верховном командовании.
В один из ближайших вечеров, когда Маркс вернулся от Шлейхера, которому докладывал о сообщениях прессы, он сухо сказал мне:
— Я должен объяснить вам кое-что.
Из многословного сообщения Маркса я изложу лишь самое главное.
— В наиболее интересное время вас еще не было в нашей лавке, — начал Маркс. — Но об этом периоде я готов рассказать вам несколько позже. А сейчас мы поговорим о наиболее актуальных вопросах — о Секте и директории. Не следует думать, что в этом доме все идет совершенно гладко, как это можно предположить, читая распоряжения и приказы или присутствуя на совещаниях. Хотя Шлейхер в хороших отношениях с Сектом и может говорить с ним совершенно откровенно, но ему не всегда удается добиться своего. Другие тоже влияют на Секта. Так, например, в начале 1923 года я узнал, что Сект уже с осени 1922 года поддерживает связи с мюнхенскими деятелями, главным образом с Каром. Когда французы в январе прошлого года вступили в Рейнскую область, нам было совершенно ясно, что, учитывая настроения рабочих, нельзя пойти на открытое военное сопротивление. Мы начали на оккупированной территории малую войну, например, взрывали мосты и разрушали другие сооружения. Вот почему французы расстреляли Шлагетера. Он принадлежал к фрейкору, которому мы поручили осуществление саботажа. Рейхсвер якобы стоял в стороне от этого дела. Право подымать шум намеренно было предоставлено национальным союзам, что они эффективно и делали не только в Мюнхене, но и у нас на Севере. Сект же собирался оказать сопротивление, если только французы продвинутся восточнее Рурской области. Свои расчеты он строил на том, что англичане не присоединились к акции против Рурской области и поэтому, вероятно, неодобрительно отнесутся и к новым военным выступлениям против Германии.
С этими планами Секта, — продолжал Маркс, — было связано и злополучное дело с «черным рейхсвером» на территории III, а также II военного округа, а в конечном счете, и путч Бухруккера. После роспуска верхнесилезской самообороны ее военнослужащие остались в пределах II и III военных округов и были устроены главным образом на сельскохозяйственных работах в помещичьих имениях или использовались в самом рейхсвере в качестве рабочих команд по сбору большого количества еще находившегося на руках оружия, уходу за ним, хранению и сокрытию его от союзнического контроля. Эти фрейкоровцы были умышленно частью задержаны, а частью учтены поименно на тот случай, если бы французы вышли за пределы Рурской области и дело дошло бы до вооруженного столкновения. Командованию III военного округа, а затем и нам стало ясно, что «черный рейхсвер» все более угрожает политической жизни страны. Эта опасность еще больше возросла, когда летом выяснилось, что пассивное сопротивление в Руре обречено на провал. Таким образом, отпала и вероятность вооруженного столкновения с французами, а тем самым исчезла надобность в особых резервах для пополнения рейхсвера. Роспуск рабочих команд был назначен на конец августа — начало сентября. Путч Бухруккера был попыткой помешать роспуску. Нам надо было освободиться от этих людей, тем более что осенью внутриполитическое положение и без того сильно обострилось. Вот почему мы были очень заинтересованы в проведении процесса Бухруккера уже в первой половине октября 1923 года, чтобы как можно быстрее развязаться с «черным рейхсвером», который нас связывал.
Примерно с августа прошлого года, после отставки правительства Куно, у нас возникли серьезные опасения в связи с обострением внутренних противоречий. Чрезвычайное военное положение должно было предотвратить переворот и создать предпосылки, чтобы в какой-то степени наладить экономическую и государственную жизнь. Каким должно быть будущее Германии — этого никто не представлял себе толком. Уже в начале августа возник план заменить ответственное перед парламентом правительство директорией, которая независимо от рейхстага и его большинства решила бы самые важные и неотложные задачи. Практически это означало бы установление в Германии военной диктатуры.
Планы создания директории, — продолжал Маркс, — исходили главным образом от Гугенберга, Гласса, Стиннеса и других представителей тяжелой промышленности. Назывались и другие заинтересованные лица, например, бывший крупповский директор, а ныне германский посол в США Видтфельд, обер-бургомистр Любека Нейман и другие. Однако наибольший интерес к этому вопросу проявлял Сект. Любопытно, что мюнхенцы (Кар, Зейссер, Лоссов) преследовали те же цели, причем до сих пор не ясно, шли ли они в том же направлении, что и Сект, или, скорее, по пути сотрудничества с нацистами. Во всяком случае, сторонниками планов создания директории были видные правые деятели и, как правило, представители промышленных кругов. При этом Стиннес старался угодить и нашим и вашим: его генеральный директор Мину не только финансировал боевые отряды Гитлера и Людендорфа и поддерживал отношения с Каром, но был связан и с берлинцами, с Сектом. Эти планы вовсе не были секретными. О них говорили совершенно открыто. Ведь предполагали, что такая директория будет назначена самим Президентом Германии, поскольку других возможностей создать ее не было. Из-за того, что в октябре 1923 года обстановка складывалась неблагоприятно и ни у кого не было большой охоты участвовать в такой директории, Сект в начале ноября 1923 года списал со счета Кара и предостерег его от авантюр. Быть может, это и послужило решающей причиной того, что Кар отказался принять участие в новом правительстве, когда оно было провозглашено нацистами.
В одном только, — говорил Маркс, — нет никакого сомнения: до начала ноября Сект не занял по отношению к мюнхенцам ясной позиции, хотя и резко осуждал то, что 7-я дивизия присягнула баварскому правительству. Очевидно, он хотел идти своим собственным путем. Но в любом случае он намеревался сохранить целостность рейхсвера. Своей всегда неясной и двусмысленной позицией Сект дезориентировал других. Нам просто повезло, что судебный процесс по поводу гитлеровского путча состоялся в Мюнхене и что не в интересах баварцев было открыто обсуждать все эти дела и взаимосвязи. Из сказанного видно, почему Секту так трудно сейчас согласиться с отменой чрезвычайного положения, поскольку его поддерживают некоторые старые генералы, в руках которых находится исполнительная власть.
Должен вам сказать еще кое-что о Стиннесе, — продолжал Маркс. — Шлейхер настроен против него. Во-первых, по причинам, которые относятся к военному периоду. В июле 1917 года тогдашний начальник Шлейхера Тренер, возглавлявший Управление военной промышленности, направил рейхсканцлеру памятную записку с очень важными данными о социальных последствиях экономической политики правительства и, главное, о непомерных военных прибылях промышленности.
Именно Стиннес пожаловался в связи с этим на Тренера Людендорфу и добился того, что Управление военной промышленности было распущено, Тренера назначили командиром дивизии, а Шлейхера — начальником оперативного отдела штаба пехотной дивизии. Это был принципиальный конфликт по вопросу о роли экономики в войне. Во-вторых, Шлейхер разозлился на Стиннеса за то, что тот самостоятельно вел с французскими промышленниками переговоры по поводу репараций, причем имперское правительство не было должным образом информировано о содержании этих переговоров. Неумеренные требования Стиннеса дискредитируют Германию.
Рассказ Маркса подтвердил мое предположение, что между руководящими деятелями рейхсвера имеются разногласия по ряду вопросов и что особенно в отношениях между Сектом и Гесслером не все ладно. Они никогда не встречались друг с другом, хотя положение в стране было напряженным. Посредником между обоими служил Шлейхер. Я обратил внимание на тот факт, что между начальником Войскового управления генералом Хассе и Шлейхером были прекрасные отношения. Шлейхер подолгу бывал у Хассе и вместе с ним ходил к Секту, а Хассе, по крайней мере в этот период, в основном, разделял политические взгляды Шлейхера.