Я научилась просто, мудро жить
Шрифт:
«1946 августа 17
…Вчера вечером состоялось торжественное собрание писателей в Смольном под председательством Жданова. За ним на эстраду вышли Прокофьев, Саянов, Попков, все бледные, расстроенные: в Москве состоялось совещание при участии Сталина, рассматривали деятельность ленинградских писателей, журналов «Звезда» и «Ленинград», «на страницах которых печатались пошлые рассказы и романы Зощенко и салонно-аристократические стихи Ахматовой». Полились ведра
…Не то был пущен слух, не то он сам возник – о самоубийстве Ахматовой… Поминутно звонили незнакомые люди (даже из Москвы) и проверяли достоверность известия. В очередях и на ком<мунальных> кухнях очень курьезно обсуждали событие. Для разъяснения акции населению были посланы эмиссары:
1. Павленко – Крым
2. Шагинян – Ср<едняя> Азия
3. Тихонов – Закавказье
4. Вишневский – Белград
5. Фадеев – Прага.
На «место преступления» был послан А.А. Жданов. На его доклад в Смольном был вызван Союз писателей in corpore [46] …В зале появились странного вида незнакомцы, которые заняли места между членами союза. Двери почему-<то> заперли и никого не выпускали (даже тех, кому стало дурно). Казалось, этот гос<ударственный> деятель только и сделал в жизни, что обозвал непечатными словами старую женщину, и в этом его немеркнущая слава. Тогда же ему был обещан памятник и полное собрание сочинений. Ни то, ни другое не состоялось. Такой мой быт, состоящий, главным образом, из голода и холода, был еще украшен тем обстоятельством, что сына, уже побывавшего в вечной мерзлоте Норильска и имеющего медаль «За взятие Берлина», начали гнать из аспирантуры Ак<адемии> н<аук>… причем было ясно, что беда во мне… Таким образом, мне была предоставлена возможность присутствовать не только при собственной гражданской смерти, но даже как бы и при физической. Люди просто откровенно не хотели, чтобы я была жива. Так и говорили: «Я бы умер».
46
In corpore – в полном составе (лат.).
Б. П<астернаку>
Здесь все тебе принадлежит по праву,Стеной стоят дремучие дожди.Отдай другим игрушку мира – славу,Иди домой и ничего не жди.Борису Пастернаку
И снова осень валит Тамерланом,В арбатских переулках тишина.За полустанком или за туманомДорога непроезжая черна.Так вот она, последняя! И яростьСтихает. Все равно что мир оглох…Могучая Евангельская старостьИ тот горчайший Гефсиманский вздох.«1949 сентября 19.
Была вчера в церкви, отвела душу и зашла к А.А. Ахматовой, благо воскресенье – мой выходной день… Все лето чувствовала себя плохо… А. А. встала, и мы пошли с ней в Летний сад. Она мне рассказала, что Пунин ждал ареста после того, как в университете было арестовано 18 человек. Он все надеялся, что дочь с внучкой успеют вернуться – его арестовали за несколько дней до их возвращения… Гумилев был расстрелян 25 августа. Пунин арестован 26-го. – «Отбросив всякие суеверия, – говорит А. А., – все-таки призадумаешься».
ЧЕРЕПКИ
Сегодня мой страшный день. Которая-то годовщина ареста Левы (1949). Тогда никто не думал, что осталось так мало лет (3 <года>), ужас. Ужас впивается в тело и делается им. Как чудовище у Данта. Человеку кажется это не [моя] его рука, а рука чудовища.
23 июня 1949 года Ахматовой исполнилось 60 лет. Ни одного юбилейного поздравления, даже от бывших своих почитателей, вышедших в начальники, Анна Андреевна не получила. А вскоре в Фонтанный Дом пришла очередная большая беда: 26 августа 1949 года арестовали Николая Пунина, а в ноябре – Льва Гумилева, на этот раз уже не как сына белогвардейца, а как «отродье» антисоветской поэтессы. Оба получили по 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Ахматова ежемесячно ездит в Москву – сначала, чтобы сын, ожидавший приговора в Лефортовской тюрьме, не остался без положенных по закону – раз в месяц – продуктовых передач, а затем, уже после якобы суда, в связи с хлопотами об облегчении его участи. И все напрасно…
«Летом 1946 года вышло Постановление ЦК партии о журналах „Звезда“ и „Ленинград“. Больше всех пострадал опять же я. Меня выгнали теперь уже из аспирантуры, несмотря на то, что была написана диссертация и сданы все экзамены. Я не успел получить даже своего кандидатского диплома. Вскоре меня снова схватили, снова посадили в тюрьму. Теперь уже в Лефортовскую в Москве. На допросах твердили: „Ты виноват! В какой вине хотел бы сам признаться?“ Тут меня били мало, но памятно. Вскоре мне еще раз записали 10 лет и отправили в лагерь, в Караганду. Из Караганды перевели в Междуреченск, где в свое время отбывал каторжные работы Достоевский. Отсюда переправили в Омск. В Омске пришла наконец свобода. Это было уже после XX съезда партии».
You cannot leave your mother an orphan.
Joyce [47]
47
Ты не можешь оставить свою мать сиротой. Джойс (англ.)
В 1952 году Ахматову вместе с семьей репрессированного Пунина выселили из Фонтанного дворца в дом, когда-то принадлежавший корпорации петербургских извозчиков. Анна Андреевна сочла это символическим: негоже проживать во дворцах, даже бывших, родственникам советских политкаторжан. Уезжая, она поклонилась сиятельному Дому, поклон получился легким и по-ахматовски горько-ироничным: