Я научу тебя любить
Шрифт:
Он все сказал за двоих.
Глава 31
Аня с Корнеем провели субботу вдвоем.
В какой-то момент девушка спохватилась, что Корней так ни разу за день и не ел. Уехал утром, не позавтракав. Приехал днем — получил с порога неприличное предложение, от которого не смог отказаться. И не жалел, кажется, но факт оставался фактом — проблему нужно было решать.
Заказывать еду и ждать было бы долго. В холодильнике, как назло, ничего готового, поэтому за дело, засучив рукава, взялась начинающая хозяйка. По словам Корнея, получилось у нее вкусно.
По тихому бурчанию Ани, ему сейчас все было бы вкусно. Довольный же…
Корней оценил шутку, заулыбался, притянул доморощенного поваренка к себе, отложил вилку, начал шептать на ухо что-то, заставившее нещадно краснеть.
Ане еле удалось вывернуться из хвата. А потом еле остудить щеки холодными ложками.
Невзирая на произнесенные в постели довольно жесткие полные правдивого отчаянья слова, он был безумно доволен. Это чувствовалось. И это вызывало в Ане гордость. Потому что все, как она хотела — из-за нее. Абсолютно. Единственно. Идеально.
Они не выходили из квартиры. Занимались делами под музыку, разносящуюся из аудиосистемы.
А вот на вечер воскресенья запланировали себе «выход в свет»…
Корней предложил поужинать в городе. Аня немного скривилась, но согласилась. Ей до сих пор сложно было привыкнуть к его любимым заведениям. Она никак не могла расслабиться там. Чувствовала на себе груз ответственности. Боялась подвести. Выходила «в люди» будто на сдачу экзаменов. Понимала, что со временем это пройдет, но пока…
Наверное, это для кого-то казалось бы странным, но лучше варианта времяпровождения, чем с ним в его квартире, Аня себе не представляла. Там, где они максимально настоящие. Там, где им уж точно ничто не угрожает. Там, где нет места их страхам.
Вечером просто легли спать в обнимку. Корней чувствовал, что Аня легонько подрагивает, прижимал к себе плотнее. Знал, что это с ней от переизбытка эмоций. Это не страшно. Дышал своим медом, успокаивался сам. День действительно получился внезапно насыщенным. Не столько событиями, сколько чувствами, которые начали выплескиваться. Неожиданно для него самого. И дело ведь не в том, на что она решилась. А в том, что он осознал.
Он так долго и настойчиво готовил Аню к тому, что их отношения — не вечны, так продуманно наказывал… Копить деньги. Думать об учебе. Не романтизировать. Так кропотливо работал над квартирой, в которой потом ей предстояло жить… Просчитывал многоходовки, с помощью которых потом же собирался передавать деньги. Хотя бы поначалу. Пока не встанет на ноги. А получилось… Что именно это понимание — в какой-то момент близости, а сегодня просто возможности наступления «потом» начало его методично уничтожать. Есть ржавчиной.
Он перестал быть к нему готов. Он наконец-то себе же в этом признался.
Ее «потом» убьет его. И это на самом деле страшно.
Стало понятно, что дрожащая в его руках зайка, хрупкая, абсолютно безобидная, содержит в себе то самое яйцо, в котором игла. Кощеева смерть.
Именно об этом когда-то сказал Самарский. Это имел в виду, отвечая на вопрос: «кому она может навредить?». Он был абсолютно прав. «Ему». Самому Корнею. Позволившему себе то, что в целях самосохранения позволять нельзя было.
И ведь этому он тоже учил ее — включай инстинкты, зайка. Ты слаба по природе — будь мудрой.
Теперь же… Он по природе тоже слаб. Он слишком страстен, он не способен на полумеры. Он во всем идет до победного.
Но если в работе это одно, то в любви… Победный — это на самом деле смертельный. Это ужасная зависимость и постоянный страх, что она прервется.
С ее стороны, потому что с его… В какой-то момент он смирился, что, кажется, с концами.
Давным-давно легкомысленно размышлял, что для кого-то Аня станет очень красивой и безумно удобной. Лишь бы с мудаком не связалась. А теперь не мог отделаться от сюрреализма…
Потому что она ведь действительно удобная до невозможности, но он не может успокоиться… Боится, что выскользнет, выпрыгнет. А яйцо ведь хрупкое… Оно ведь разобьется… И игла с ним тоже.
Грузить своими размышлениями Аню он не собирался. Сам пока не понимал, что делать и как себя нормализовать. Но в одном не сомневался — когда хорошо ей, ему тоже хорошо. А значит… Букеты. Минеты. Все, как захочет.
В воскресенье проснулись поздно. Аня долго не хотела вставать, ластилась, воркотала, щебетала, улыбалась, терлась, выгибалась, провоцировала, хитрила, склоняла лаской… Успокоилась, только когда получила, что хотела. Довольная подскочила. Первой понеслась в душ. Дальше — готовить завтрак.
У плиты Корней и застал ее, проведя под водой времени дольше, чем обычно.
Аня повиливала задницей, приплясывая, мурча что-то под нос. Когда мужчина прижался сзади, вдавливая бедренными косточками в столешницу, повернула голову, поцеловала в губы, заулыбалась сильнее, следя за тем, как он ведет носом, втягивая запах…
— Омлет будешь? И тосты сейчас сделаю. С сыром. Хорошо?
Аня спросила, глядя с неподдельным энтузиазмом, а когда Корней кивнул, касаясь поцелуем ее шеи, отталкиваясь, садясь за стол на свое место, провожала его счастливым влюбленным взглядом. Обожала его кормить. В принципе, обожала его. Но почему-то смотреть, как ест ее еду, всегда было по-особенному приятно. Будто победа всех побед.
Чуть не проворонила омлет. Спохватилась за пару мгновений до подгорания.
Заулыбалась сильнее, потому что получился великолепным — воздушным, пышным, красивым… С красным перчиком, листиками базилика и кусочками ветчины. Поставила тарелку перед Корнеем, сделала кофе, организовала тосты, села со своими — тарелкой и чашкой — напротив.
— Спасибо, Аня, — ответила улыбкой на благодарность. С любовью следила, как Высоцкий наворачивает. Аккуратно, но с неподдельным аппетитом. Все. Дочиста. Зная, как по правилам нужно благодарить повара. — В спортзал сейчас схожу. Ты со мной? — Корней спросил, Аня кивнула, накалывая на вилку кусочек.