Я найду тебя там, где любовь граничит с безумием

Флёри Юлия

К десяти часам пригласил в процедурный кабинет, где и провёл первую консультацию. Взял в руки большой светящийся стенд, вывесил на нём снимок в двух проекциях, усадил Лору на кушетку и уселся рядом.

– Смотри: это твои пластины о которых я говорил. Так случилось, что они у тебя не прижились и сейчас начали отторгаться. То есть несколько первых месяцев твои ручки болели после операции, в ответ на инородное тело, теперь же, из-за воспалительного процесса. Здесь дело не во врачах, а в особенностях твоего организма. Мы их заменяем на более современный материал и подгоняем по индивидуальному заказу, так, чтобы даже дискомфорта ты не чувствовала. Дальше твои пальчики: смотри. Как только уберём

воспаление, средний и указательный и сами придут в норму. К большому пальцу у тебя, как я понимаю, претензий нет. Что касается мизинца, вот этого, смотри, то здесь просто перетянули сухожилия, это тоже вполне поправимо. По левой руке сложнее, здесь какой-то дефект сборки луче-запястного сустава, я час смотрел его во всевозможных проекциях, пытаясь разобраться и, если честно, так ничего и не понял, что не так. Поэтому, с твоего позволения, мы оставим это на попозже, – кивнул, повернувшись и глядя в не понимающие глаза, – а сейчас займёмся всем остальным. Я созвонился с представителями компании по протезированию, выполнение заказа займёт не меньше месяца, плюс погрешности на сроки и доставку, будет дней пятьдесят. За это время мы с тобой займёмся полным обследованием, твоим мизинцем и душевным равновесием.

– И какие прогнозы?

– Ух ты, слово какое выучила! Прогнозы… – Перекривил. – Всё, за что берусь, я довожу до конца и с наилучшим результатом. А прогнозы такие: ты меня ещё стрелять научишь. Научишь ведь? – Толкнул плечом в плечо и рассмеялся на её робкую улыбку.

– Директриса говорила, что сдаст меня в дом инвалидов. – Вдруг вспомнилось.

– А я говорю, что ты даже на контроле в аэропорту не засветишься. И кому предпочитаешь верить?

– Вам, конечно. – Ответила хоть и бодро, но явно неуверенно, Адашев промолчал, просто давая ей время привыкнуть, а потом… потом она в своей уверенности и его самого переплюнет.

Здесь всё было иначе. И медперсонала, и процедуры, и уход. Лора вернула в весе исходные пятьдесят два килограмма, теперь могла спокойно смотреть на себя в зеркало и училась заново улыбаться. А ещё… ещё она поняла, что влюбилась. И смотрела на лечащего врача как на бога. Даже когда слёзы от боли брызгали из глаз, она его любила, и когда он приближался, чтобы заглянуть в глаза, и когда издевательски насмехался, пытаясь разозлить. Любила не только за то, что вытащит, что сможет. А глупой наивной любовью: за то, что красивый. И пусть ни разу не видела его без маски и медицинской шапки, которая у доктора была особенной, ляпистой в военном стиле, в красоте не сомневалась. Любила за то, что огромный, как скала, и подхватывает её на руки, словно пушинку, за то, что от него приятно пахло. За его внимание. Она была не просто пациенткой. Прежде всего, Лора для доктора Адашева была человеком, нуждающимся в общении. Он эти пробелы восполнял постоянно и без устали.

Две первые операции прошли удачно, и результат не заставлял себя ждать, под действием препаратов некоторые пальцы и без вмешательств немного выпрямились и теперь не приносили такую боль. Она могла листать страницы книг, училась захватывать мелкие предметы.

Адашев приходил каждый день, даже в выходные он приезжал хотя бы на полчаса, чтобы поговорить, объяснить, показать упражнения, проконтролировать их исполнение. Утверждал, что при правильной гимнастике, пальцы будут разрабатываться быстрее, правильнее, терпеливо смотрел как она швыряет бусины по углам палаты, когда ничего не получается, когда боль становилась сильнее её силы воли и всё равно собирал их обратно, заставляя нанизывать на тонкий стержень. Лора хотела, чтобы всё получалось, чтобы он ею гордился, уже не для себя делала – для него. А Адашев практически никогда не хвалил, только повторял, что та еле-еле догоняет поставленные

нормы, не говоря о том, что никак не вписывается во временные рамки.

– Я не могу, я устала! – Выкрикнула, когда сил не оставалось даже на спокойное размеренное дыхание, а вместо этого она только перехватывала воздух и тут же принималась пыхтеть, выполняя очередное упражнение.

– Мне всё равно.

– Но я всё сделала… – Уже просилась, но Адашев лишь приподнял одну бровь.

– У меня ничего не получается…

– Ближе к истине. – Вроде как похвалил за честность.

– Доктор Адашев, когда всё закончится…

– Когда всё закончится, я буду конченным стариком, а ты бодренькой старушенцией. Давай поближе к реальному времени.

– Я волнуюсь, а вдруг что-то пойдёт не так?

– На такой случай у тебя есть я.

– Вы не хотите меня понять…

– Что ещё я не хочу? – Подошёл ближе и положил ладонь на бедро, несильно сжимая.

– Вы не слышите меня. – Прошептала, не зная как на это реагировать, обернулась на стоящую позади медсестру, но та была занята своими делами.

– Я хочу, чтобы всё было по-другому. А ты?

А Лора краснела. Потому что он делал так каждый раз, пытаясь заставить молчать. Подходил настолько близко, что его запах окутывал, дурманил, а Лора не могла проглотить ком, прочно засевший в горле.

– А я боюсь возвращаться в прошлое.

– Напомню: там ты была чемпионкой.

– Там разрушились мои мечты.

– Но ведь у тебя уже есть новая мечта?

– Доктор Адашев…

– Доктор Адашев, у вас через пять минут приём! – Напомнила о своём присутствии медсестра и Лора тут же отпрянула, как делала всегда. Ловила насмешливый взгляд и старалась как можно скорее уйти.

Между ними всегда оставались недомолвки, даже когда они были наедине, Адашев сам прекращал поток её глупостей. Но каждую новую встречу продолжал провоцировать на начало одного и того же разговора. И каждый раз насмешливо щурил глаза, получая желаемое.

– Да, детка, давай, давай. Ещё. Ещё! Сильнее, сжимай. – Громко командовал Адашев. – Сжимай его. Ещё. Ещё. Я не чувствую! – Утробный рык и напряжение каждого мускула лица. Лора чувствовала его дыхание на своей щеке, его руки на своих бёдрах и готова была провалиться сквозь землю под взглядом чёрных глаз. – Давай, малышка, не расстраивай меня. Ещё хочу.

А она закусывала губу, пытаясь выполнять каждую просьбу, и сжимала челюсти, чтобы не выдать боль и внутреннюю дрожь от напряжения.

– Давай, давай, маленький, ты же знаешь, как я люблю твои пальчики. А теперь с улыбкой. Ты можешь делать это с улыбкой, тебе же нравится, скажи! – Подначивал, а у самого всё внутри замирало, глядя на неё, такую хрупкую и нежную.

Он всегда называл её «моя девочка», даже когда эта самая девочка его расстраивала. А сейчас, спустя месяц от последней операции, когда всё зависело только от её желания, от силы воли, просто не мог позволить сдаться. Потому и давил, потому и выжимал все соки, действуя не только авторитетом, но и делая упор на её чувства.

– Лора, ты будешь сжимать или нет? Может, тебе дать в руки что-нибудь более существенное?! – Злился, потому и рычал, глядя как она сжимает большие пальцы на его руках.

Упирался сжатыми кулаками в её бёдра и смотрел исподлобья, понимая, отчего она краснеет, отчего дыхание становится чаще. Знал, что следит за тем, как он проводит кончиком языка по пересохшим губам.

– Всё, всё, убедила. – Улыбнулся и отдышался. – А теперь пальчики вместе сложи и покажи мне ровные ладошки. Что ты умеешь делать этими ладошками, малыш? – Она смутилась только от его вопроса, не говоря уже о действиях. Потому и кивал в такт её мыслям. – Погладь меня по плечам.