Я не могу без тебя
Шрифт:
Она так его любила, она всегда его любила и теперь еще не перестала любить! С самого первого поцелуя! Нет, еще раньше, с самого первого письма, которое начиналось словами: «Я просто хотел сказать тебе…»
В шесть часов она приняла душ. Долго стояла под струей воды и после этого почувствовала себя лучше, будто камень упал с души. Переживания, терзавшие ее несколько часов назад, сменились осознанием того, что трагические обстоятельства, связанные с ее рождением, на самом деле придают реальный смысл жизни. Разве она не должна доказать, что достойна этих жертв?
Если раньше
В семь часов утра Габриель открыла окно и увидела розовый свет, заливающий небо, предвосхищавший скорый рассвет, придававший заливу волшебное очарование. В Сан-Франциско начинался новый день, полный надежд и событий. Накануне странный жребий привел к стечению непредсказуемых обстоятельств: два человека, самые важные в ее жизни, предстали перед ней в одно и то же время. Сегодня Габриель решила ни в коем случае не дать им исчезнуть.
Единственное, чего она не хотела, – делать выбор между ними…
19–
Вот видишь, я ничего не забыла…
Любовь – это право заставлять нас страдать, которое мы даем другому.
23 декабря
8 часов утра
Золотые и серебряные иголочки поблескивали на свету.
Тоненькие, тоньше волоса, но длинные, в десять сантиметров, они летали по воздуху, управляемые точными и быстрыми движениями умелых рук мисс Эфании Воллес.
Эффи приехала вслед за Арчибальдом в красивый дом, расположенный на склоне холма. Наполовину телохранитель, наполовину экономка, англичанка с дипломом медицинского факультета университета в Манчестере, теперь еще и личный врач, проводила своему патрону сеанс иглоукалывания, чтобы облегчить его страдания. Молниеносными движениями она вонзала в его тело одну за другой все тридцать иголочек, изменяя глубину погружения в кожу и угол наклона, чтобы правильно сориентировать энергетические потоки в его организме. Арчибальд лежал на животе, лицом вниз, с закрытыми глазами. Его мучили страшные боли. Накануне усилием воли и под влиянием лекарств ему удалось на время их приглушить, но сегодня они вернулись с удвоенной силой.
Светлые волосы, уложенные в высокий пучок, стройное гибкое тело в красном тренировочном костюме, уверенные движения сильных рук. Эффи продолжала свои хитрые манипуляции. Как только все иголочки заняли свое место, она стала поворачивать некоторые из них вращательным движением пальцев, другие поправляла и углубляла или наоборот. Это искусство, сродни любви, требовало нежности и сноровки.
Арчибальд испытывал странные, неоднородные ощущения: оцепенение, озноб, теплоту, расслабление, легкий тик в поверхностных мышцах, электрические покалывания… Насколько эффективна подобная терапия? Он ничего об этом не знал. Долгие месяцы пачками глотал обезболивающие. Вчера они справились со своей задачей, но сегодня ему требовалось что-то другое. А у Эффи был настоящий талант совмещать благоприятный эффект традиционной западной медицины и древних китайских практик, насчитывающих тысячелетний опыт применения.
Убедившись, что все иголочки стоят как надо, англичанка вышла из комнаты, позволив пациенту расслабиться и забыться. Арчибальд сделал глубокий вздох. Как приятен ему показался запах ароматических палочек, смешивающийся с резким запахом полыни, наполнявшем комнату. Раздались приглушенные звуки фортепьянной музыки в исполнении Эрика Сати, но умиротворяющая атмосфера не помешала Арчибальду окунуться в воспоминания предыдущего дня, заставив вновь пережить признание, сделанное им Габриель, и противостояние с Мартеном.
Он усмехнулся. Что и говорить, этот парень не промах. Преследовал его до самой Калифорнии и чуть не арестовал. Но «чуть» не считается. В последний момент он сдался. У парня кишка тонка гоняться за ним против движения. Но по мере того как Арчибальд размышлял о молодом французе, его мысли по отношению к нему все больше запутывались: к симпатии примешивалась ревность, то ему хотелось в очередной раз спровоцировать его, то вдруг хотелось защитить, то помочь ему, то бежать от него подальше.
Гримаса боли исказила лицо Арчибальда. У него оставалось не так много времени проверить на прочность Мартена Бомона. Он не собирался растягивать удовольствие: ему хотелось уйти достойно, под аплодисменты, а не валяться остаток дней прикованным к больничной койке.
Пока этот парень не разочаровал его, но испытание еще не закончилось.
Сидя на высоком табурете, как на насесте, Мартен лениво жевал экологический завтрак: хлеб с отрубями, мюсли, тертое яблоко и вонючий кофе. Через большое окно он наблюдал, позевывая, как Пауэлл-стрит постепенно наполняется людским потоком.
– Нет, вы только посмотрите на это! Когда-то ты был более разборчив в еде!
Он вздрогнул, услышав знакомый голос, словно его разбудили от спячки. На него, улыбаясь, смотрела Габриель, отдохнувшая, нарядная и веселая. На ней были светлые джинсы, белая блузка и кожаная курточка в талию, как тринадцать лет назад.
– Передай мне, пожалуйста, меню, – попросила она, усаживаясь напротив. – Хочу заказать что-нибудь более существенное.
– Ты следила за мной?
– Не так уж трудно тебя найти. Похоже, ты совершаешь паломничество по местам, где мы бывали с тобой в молодости. Помнишь, сколько порций мороженого мы тут с тобой съели на двоих? Я всегда оставляла тебе вишенку на взбитых сливках, тебе это нравилось. Когда-то ты находил меня очаровательной.
Мартен тяжело вздохнул и опустил голову.
– Зачем ты пришла?
– Хочу поблагодарить тебя за это. – Габриель протянула ему объемистую папку, которую он дал ей почитать накануне.
– Хорошо. Что еще?
– Просто вместе с тобой позавтракать!
Она подозвала официантку и заказала себе эспрессо, ванильную булочку с вареньем из красных ягод, яичницу «Бенедикт» с лососевой пастой. Мартен отвернулся к стене, сделав вид, будто его интересует оформление кафетерия: тут старались сохранить атмосферу шестидесятых – автоматический проигрыватель с пластинками, электрический бильярд, детали «Харли-Девидсона» в картинных рамах на стене вперемежку с фотографиями из фильмов с Джеймсом Дином и Мэрилин Монро.