Я не могу проиграть
Шрифт:
Уставившись на нее, я отвлеклась от девушки, которая начала звонить по телефону. Появилась другая больная, которая, раскинув в стороны руки, как крылья, с отрешенным лицом парила мимо нас.
— Что это она делает? — спросила я девушку.
— А-а, — девушка улыбнулась. — Это наша тетя Маша, она себя бабочкой представляет, вот и летает здесь иногда. Да вы не бойтесь, она тихая.
— Девушка, вы дочь Алябьевой? — передо мной вырос мужчина в белом халате лет тридцати пяти. Козлиная бородка, жиденькие прилизанные волосы, достаточно неприятный тип.
— Да.
— Я ее врач. Пойдемте
Я послушно пошла за ним. В кабинете он уселся за стол и указал мне на стул.
— Иван Иванович.
— Виктория, — нехотя отозвалась я.
— Сколько вам лет, Вика? — неожиданно спросил он.
— Послушайте! У меня нет времени на светскую беседу. Только вчера я узнала, что маму отправили сюда. До моего отъезда она была совершенно здорова и никогда не страдала психическими расстройствами. Я хочу ее увидеть и разобраться, почему она здесь, — выпалила я на одном дыхании.
— Просто вы показались мне слишком молоденькой, а ваша мама серьезно больна, и я боюсь, как бы это не оказалось слишком сильным для вас потрясением, — вкрадчиво проговорил он, не глядя мне в глаза.
— Я могу вынести что угодно. И если это все, то идемте.
— Еще минуточку. Как я уже сказал, ваша мама, к моему великому сожалению, очень больна, и мы к ней никого не пускаем, но мы сделаем для вас исключение. Мы поместили ее в отдельную палату, дело в том, что она постоянно пытается свести счеты с этой жизнью. Она отказывается от еды, поэтому мы вводим ей питательные вещества внутривенно, и она… — он запнулся. — Мы были вынуждены ее привязать, чтобы она не натворила чего-нибудь. В целях ее же безопасности, понимаете?
Я закрыла глаза — это не может быть правдой, этого не может быть.
— Вам плохо? — участливо проговорил Иван Иванович.
— Все нормально, продолжайте, — я заставила себя посмотреть ему в глаза.
— И она… Я думаю, что она очень изменилась с тех пор, как вы видели ее последний раз. Вы понимаете, о чем я?
— Нет, — покачала я головой. — Когда мы встречались в последний раз, она выглядела цветущей женщиной тридцати пяти лет.
— Я думаю, может быть, вам не стоит тогда сегодня ее навещать.
— Стоит, — я вскочила со стула, подумав, что этот странный врач почему-то препятствует моему посещению, и это вряд ли было продиктовано заботой обо мне.
Ему пришлось тоже подняться.
— Я хотел, как лучше. И еще, обещайте мне, никаких истерик. Вы не должны ее волновать.
— Обещаю.
Длинным коридором мы подошли к палате. Он вошел первым, я следом. Кровать была одна, так что ошибиться было невозможно, иначе я бы никогда не узнала этого лица. То, что безжизненно лежало на кровати, окутанное сетью трубочек, никак не могло быть моей мамой. Я подошла ближе, ее глаза были закрыты, видимо она спала. Я медленно опустилась на стул, который стоял рядом. К сожалению, это была моя мама, вернее то, что от нее осталось. Отчаяние и безнадежность нахлынули на меня. Не знаю, сколько я просидела, вглядываясь в родное лицо. Врач дотронулся до моего плеча.
— Вы еще останетесь?
Я кивнула, и он тихо вышел. Мы остались вдвоем — мама и я. Как же долго мы не виделись, слишком долго. Кошмарный сон, может быть, я проснусь, и все будет по-прежнему — любящие друг друга родители, уютный дом и тихие семейные вечера. Я закрыла глаза, открыла, ничего не изменилось, все та же больница, и мама все в таком же положении, и во всем этом моя вина. Я не должна была так поступать, я не должна была оставлять ее одну. Вадик был совершенно прав, когда называл меня эгоисткой, но сейчас не время думать об этом. Надо что-то делать! Мне захотелось взять маму за руку, и я немного откинула одеяло — руки были привязаны к кровати. Я отшатнулась и вспомнила, что меня предупреждали об этом. Я положила ей руку на лоб, и она открыла глаза, мутные и отсутствующие.
— Мама, это я, Вика, я здесь, я пришла к тебе.
Мама попыталась посмотреть на меня, но, видимо, одурманенное наркотическими лекарствами, сознание ей не подчинялось. Ее взгляд остановился безучастно на мне, но она меня не узнавала.
— Мамочка, посмотри на меня. Ты меня не узнаешь?
— Вика умерла, — прошептала она, и две слезинки медленно поползли по щекам.
— Мама, я жива, — почти закричала я. — Я здесь.
Но было похоже, что она так меня и не услышала. Ее глаза закрылись, и она опять отключилась. Я просидела еще час, но она так и не пришла в себя. Мне было ясно одно, пока ее будут накачивать этими лекарствами, она никогда не поправится.
Я без стука зашла к врачу. Он сидел за своим столом и даже не поднял головы при моем появлении.
— Я хочу с вами серьезно поговорить, — твердо сказала я. — Я требую, чтобы вы прекратили давать маме все лекарства, парализующие мозговую деятельность.
Он удивленно поднял глаза:
— Что значит, вы требуете? Ей назначено соответствующее ее болезни лечение. Все согласовано с ее мужем, он платит за все дорогостоящие лекарства.
— Ах, вот оно что. Ее так называемый муж хочет ее убить, а вы ему в этом помогаете. И я вас предупреждаю, если вы не прекратите колоть ей эту гадость, я подам на вас в суд и, поверьте мне, у меня хватит денег упрятать и вас, и ее муженька за решетку.
— Но вы же ничего не понимаете в медицине, ее состояние…
— Может быть, я ничего и не понимаю в медицине, но зато я понимаю, что вы в сговоре с ее мужем. Сколько он вам платит, чтобы держать ее здесь? Сколько? — закричала я.
— Тихо, тихо, успокойтесь, — он был напуган. — У вас нервный шок после посещения, я вас предупреждал.
Я молча смотрела на него. Он нервно теребил ручку, пальцы дрожали. Похоже, я попала в точку. Я почувствовала свое преимущество и продолжила.
— Завтра я приду снова. И запомните — никаких лекарств, только витамины.
— Ей же будет хуже, сами пожалеете, — мрачно буркнул он.
— Хуже некуда, — сказала я и вышла.
Медсестра сидела все там же за столом, я подошла к ней.
— Девушка, пожалуйста, мне нужна ваша помощь.
— Я вас слушаю, — сказала она без всякого выражения.
— Можно с вами поговорить, где нам никто не помешает?
Она пожала плечами и еще раз посмотрела на меня.
— Вы уже были у врача?
Я кивнула.
— Хорошо, ждите меня на улице, я выйду на пять минут.