Я не могу проиграть
Шрифт:
— Вика, я действительно тебе нужна?
— Конечно, а что?
— Это все так неинтересно для тебя возиться со мной. Ты должна встречаться с мальчиками, ходить в кино и на дискотеки, а не проводить все вечера у моей постели.
— Я еще все успею, мамочка. Сейчас главное — поставить тебя на ноги, а потом я буду развлекаться.
— Не знаю, — мама опустила глаза. — Я очень тебе благодарна за все, но мне не хотелось бы быть обузой для тебя.
— Не думай об этом, чем быстрее ты поправишься, тем скорее я начну развлекаться.
Она вздохнула.
— Я не знаю, что буду делать, когда меня выпишут.
— Мы
— Что тут можно придумать?! Она посмотрела на свои руки, — Я никогда не смогу больше играть.
— Давай подождем с выводами. Ладно? Главное, что мы снова вместе.
— Ты простила меня?
Я молча кивнула и обняла ее.
— Как только ты встанешь на ноги, я буду требовать назначения медицинской комиссии, чтобы тебя признали здоровой и выписали.
— А если не признают — я останусь здесь надолго.
— Перестань, все будет хорошо, в крайнем случае, мы купим эту комиссию. У нас все покупается и продается.
— Жаль, что так происходит, — мама покачала головой, — раньше были другие люди и другие времена. Был какой-то смысл в жизни, а вашему поколению тяжело жить, одна только погоня за деньгами. Вот и ты у меня пошла работать на рынок. Я как представлю тебя там — у меня сердце кровью обливается.
— Да ладно тебе, мам, мы другого не знаем. Это ваше поколение за идею работало, магистрали там всякие строили, к коммунизму стремились. Мы дети другие, поэтому перестраиваемся быстро. Мне нравится работать, тем более, я же не стою на рынке, а руковожу процессом.
— Но ты же стояла до этого.
— Это было недолго, всего месяца три, наверное.
— Ты очень изменилась, — мама внимательно смотрела мне в лицо, видимо искала прежнюю Вику. — Ты стала сильно краситься, и выглядишь от этого взрослее.
— А помнишь, ты хотела, чтобы я взялась за ум и ругала меня, что я целыми днями только гуляю?
— Как давно это было, — мама отвела взгляд, ей тяжело было вспоминать о прошлом. — Мне бы хотелось другой жизни для тебя, я во всем виновата.
— Давай не будем снова, мамуль, мне очень нравится моя жизнь. Мне нравится быть взрослой, мне нравятся деньги, и я люблю их тратить.
— Ну, кто бы мог подумать?! Раньше я думала, что тебе нравятся только мальчики.
— Я поняла, что в жизни есть более стоящие занятия, чем встречаться с тремя парнями одновременно.
— А как поживает твой дружок, Вадик?
— Наверно, хорошо.
— А что, вы больше не дружите?
Я вздохнула.
— Мне некогда, да и не хочется. Сейчас мне интереснее общаться с ребятами постарше, например, с Леной и Андреем.
— Ну что ж, это хорошо. Честно говоря, мне твой Вадик никогда не нравился.
Я улыбнулась и подумала про себя, что мамины вкусы не изменились.
— Я согласна с тобой теперь, — знала бы мама, после каких событий я это поняла, — Он мне действительно не подходит. Надеюсь, я когда-нибудь познакомлю тебя с хорошим парнем, который тебе понравится.
Интересно, что сказала бы мама, если бы узнала, насколько близкими у меня с Вадиком были отношения.
Было очень хорошо, что мама не заговаривала со мной о Коленьке. По какой-то странной рассеянности она не спрашивала меня, где я живу. Наверное, полагала, что я живу дома, а он убрался восвояси или просто не желала думать о нем. Как бы не так! Этот негодяй по-прежнему жил в нашей квартире, а я продолжала снимать однокомнатную в Коломенском. Несколько раз я, надеясь на то, что он уехал, звонила домой, но он неизменно оказывался дома. Юридически он оставался мужем моей мамы и, соответственно, обладал правом проживания. Конечно, можно было подать на него в суд, но это должна была сделать моя мама, и в лучшие времена далекая от судебных дел, а сейчас и подавно. Так что, этим вопросом в любом случае надо было заниматься мне, а я еще была несовершеннолетней, что значительно осложняло дело. Вернуть квартиру для меня было делом чести. Это была моя память о любимом отце, о счастливом детстве и о нашей дружной семье. К тому же я просто устала жить в чужом доме.
Глава 25
Как-то раз, вечером, мы с ребятами проезжали недалеко от Коломенского, и я пригласила их зайти. Мы уютно уселись в комнате за журнальным столиком и закурили. Лена подошла к окну.
— Ой, красота какая. Андрюшка, ты посмотри. Речка блестит, и даже пароходы плавают.
Андрей подошел к окну.
— Да, здорово. А у нас из окна только двор и дома видны, неинтересно.
— Да разве это вид, — обреченно махнула я рукой. — Вот из моей прежней квартиры видна и река и озеро и Новодевичий монастырь. Как выйдешь на балкон — сразу настроение улучшается.
— А почему ты там не живешь? — спросил Андрей.
— Да там у меня гиблое дело. Даже не знаю, как выгнать одного человека оттуда.
— А ну-ка рассказывай, — потребовал Андрей.
— Неохота, — я уже начала жалеть, что сболтнула лишнее.
— Давай-давай, — настаивала Лена. — У Андрея есть какой-то бывший одноклассник, который занимается квартирными делами.
— Да ну тебя, Лена, — махнул он на нее рукой. — Он страшный человек. Рассказывай, — Андрей посмотрел на меня.
Так слово за слово они вытянули из меня всю историю про маму и Коленьку, только об отце я умолчала, да это и неважно было для дела.
— Надо гнать мерзавца, тут все средства хороши. А то куда ты мать перевезешь после больницы?! — задумался Андрей.
— Не знаю, я уже все передумала. Убить его, что ли, самой или киллера нанять?! Ненавижу мерзавца — всю жизнь нам испортил, — я закурила.
Ребята последовали моему примеру, и некоторое время мы молча пускали дым.
— Андрей, — первой прервала нашу паузу Лена, — а давай Вику познакомим с Сергеем. Может, он поможет или совет какой даст, к кому обратиться?
— Как бы он ее тоже без квартиры не оставил, — хмыкнул Андрей. — Ты же знаешь, чем он занимается!
— И чем же? — поинтересовалась я.
— Да, — Андрей махнул рукой — Находит алкашей, спаивает их, а потом выселяет куда-нибудь в деревеньку с ящиком водки вместо доплаты.
— Здорово, — засмеялась я. — Хороший мальчик.
— Очень хороший. Уже не знает, какую тачку себе купить. Только и меняет квартиры, девок и машины.
— А по-моему, он ничего, — возразила Лена. — Ты просто ему завидуешь.
— Завидую? — разозлился Андрей. — А когда он даже к тебе клеиться начал, хотя знал, что ты моя?