Я ненавижу босса!
Шрифт:
А я не хотела, чтобы было ужасно. Пусть уже остается как раньше — просто плохо…
— Я не помню никакую Карину-Марину. Я вообще одноклассниц по именам не помню. Мне тогда многие девочки нравились… Да мне было шестнадцать — мне вообще все девушки нравились!
Я усмехнулась. На самом деле это похоже на правду. И на Никиту Владимировича тоже очень похоже.
— А что ж вы тогда его доставали?
Тот рассмеялся.
— Да как его было не доставать! Явился весь из себя умник. До него у нас историчка
Что-то я не заметила у Павла Александровича каких-то особенных плеч, хотя ростом — да, вышел, ничего не скажешь. Но для тощих подростков двадцатипятилетний препод вполне мог выглядеть богатырем.
— А еще карате занимался. И что ни спроси, все-то он знает, везде-то он был! Ну, разве может такой не бесить?
Я вздохнула. Не может.
— Ну, вот. А на уроках отвечать приходилось по всей строгости. И ладно бы математику или русский, а то историю, где нормальный человек поставил бы оценку и не мучил бы детей! В общем, мы надеялись, что он не выдержит и уйдет…
— Ну, у вас получилось! В результате он ушел.
— Это да, — кивнул Никита Владимирович, зацепив подбородком мою макушку и заставив меня вздрогнуть.
Раз уж у нас вечер откровенности, может, удастся удовлетворить свое любопытство…
— А что он вам сделал хоть?
— Да ничего особенного… — чувствовалось, что говорить об этом мой шеф вообще не хочет. — Я сам виноват. На перемене он что-то перекладывал на столе, а я подошел сзади и громко хлопнул бумажным пакетом. Планировалось, что он испугается, подпрыгнет, смешно будет…
— И?..
— И в следующую секунду я уже лежал мордой в пол с заломанной за спину рукой. В гробовой тишине. Одноклассники оценили. Он меня скрутил, я даже пикнуть не успел.
— Ничего себе! Так он у нас Рэмбо?
— Он извинился. Говорит — само получилось. Вроде как до автоматизма это у них отработано… Но на самом деле врал. Он нарочно. Просто я его достал уже до крайности.
Нарочно или нечаянно, а за такое обращение с учениками из школы можно вылететь быстро.
— И вы не пожаловались?
Никита Владимирович хмыкнул:
— Вы, наверное, никогда не были мальчишкой-старшеклассником…
— Да уж, как-то не довелось.
— Понимаете, он и без того размазал мой авторитет по полу тонким слоем. После этого надо было пойти наябедничать папе?
Да, наверное, так. Хотя я и правда не слишком разбираюсь в том, как и почему ведут себя мальчишки.
Зато разбираюсь кое в чем другом.
— А теперь, значит, вы выждали и решили отбить у него девушку. Чтобы восстановить поруганную честь.
— Издеваетесь? Он тогда пошел работать на моего отца. Поверьте, в мире нет ничего хуже, чем иметь дело с моим отцом. Так что все было восстановлено сразу же. И к тому же вы вовсе не его девушка.
— Это еще почему?
— Последние три месяца вы каждый день задерживаетесь на работе. Иногда до девяти, иногда до полуночи. Ставлю четыре кофе-машины и принтер в придачу на то, никакого парня у вас нет. Даже кота у вас нет, потому что его надо кормить.
— Откуда вы знаете? Может, Паша кормит моего кота, пока я строю карьеру.
Он рассмеялся.
— Послушайте, я понимаю. Тогда, после свадьбы я действительно позволил себе лишнее. Особенно учитывая то, что вы на меня работаете. Но если я вам несимпатичен, вы могли бы мне так и сказать, а не придумывать мифического парня. И не втягивать в это несчастного Павла Александровича. Он бы целое состояние на цветах сэкономил.
Я вообще-то и раньше подозревала, что людям надо разговаривать. Если ты считаешь, что кто-то считает что-то, вовсе не факт, что ты прав и он действительно считает так, как ты про него думаешь… Я точно не запуталась, излагая эту, безусловно, оригинальную и мудрую мысль?
И вот что теперь делать? И надо ли что-то делать, если мы уже стоим посреди темного лифта и обнимаемся?
— Почему вы не верите, что мы встречаемся? — действительно обидно! Мы, между прочим, старались.
— Сначала верил…
— И почему перестали?
Кажется, ему это начало надоедать.
— Хотя бы потому что мы уже почти час торчим в этом лифте, а вы даже не подумали ему звонить.
Я возмущенно вдохнула, собираясь как-нибудь достойно объяснить эту кажущуюся нелогичность, но договорить мне не дали:
— Знаете, Ангелина, — он почему-то пропустил отчество. — Я ингода жалею, что в жизни не как в компьютерной игре. Нельзя сохраниться, а потом вернуться назад и все изменить.
— Ну да. Это несколько неудобно, — осторожно согласилась я, не слишком понимая, куда он клонит.
— Я совершил ошибку. В тот день, когда мы были на свадьбе у ваших друзей. Непростительную ошибку.
Мне кажется, мы оба тогда чего только не насовершали… Но слышать, что он считает это ошибкой, все равно было неприятно.
— А давайте переиграем все заново? Вдруг получится все исправить? — предложил он с каким-то нездоровым энтузиазмом.
Хм… Интересно. И что же он хочет исправлять?
— Давайте, — мне было как минимум любопытно. — С какого момента начнем?
— Когда мы приехали. И я пошел проводить вас до подъезда.
Помню. Мы тогда стояли молча. Как два идиота. Пока он не пожелал мне спокойной ночи.
— Тогда вам нужно меня отпустить. Расстояние между нами точно было больше… — мысль о том, что я окажусь в темноте и без поддержки, меня совсем не грела. Но что поделать, реконструкция — значит реконструкция.