Я Пилигрим
Шрифт:
Директор изумленно уставился на меня:
– Вы хотите сказать, что мы не знаем ни его имени, ни страны, под флагом которой он путешествует? То есть совсем ничего?
– Совершенно верно – ничего, – кивнул я, стараясь скрыть опустошение, которое испытывал. – Но в арабском мире кто-то наверняка слышал о мужчине его возраста, бывшем моджахеде, изгнаннике, отец которого был казнен в Саудовской Аравии. Сколько может быть таких людей? Нам придется искать эту нить.
Директор призадумался, его часы стоимостью миллион долларов отсчитывали секунду за секундой.
– Если даже такие сведения и есть, в компьютерных файлах их не найти, – высказал он наконец вслух свои мысли. – Быть может, мы случайно сталкивались с чем-то подобным давным-давно: надо посмотреть в папках с бумажными документами…
Он отрывисто заговорил по-арабски, отдавая приказы. Видя эту резкую вспышку активности, я понял, что сейчас вызовут подкрепление из аналитиков и расследователей, а также опросят сотрудников, давно вышедших в отставку, но, возможно, сохранивших в памяти что-то важное. Будут привлечены десятки опытных агентов, которые незамедлительно ринутся к лифтам, едва успев захватить с собой ноутбуки и сигареты.
Директор указал на группу своих подчиненных:
– Это главная поисковая партия: они начинают прочесывать бумажную документацию. Еще пара сотен человек займется этим, но быстрого результата я не обещаю. Наверху есть квартира: не желаете отдохнуть?
Я поблагодарил его, зная, что из этого ничего не выйдет. Взглянул на часы: через шесть часов моего звонка будут с нетерпением ждать в Овальном кабинете двое мужчин. Посмотрел в окно на усеянное звездами небо. Где-то здесь неподалеку есть пустыня, которую за ее необъятные размеры называют безбрежным морем. Я вновь вспомнил Сарацина.
Т. Э. Лоуренс, более известный как Лоуренс Аравийский [23] , немало знал об этой части мира и о живущих здесь людях. Он говорил, что мечтатели очень опасны, потому что стремятся воплотить свои грезы в жизнь. Мечтой Захарии аль-Нассури было уничтожить всех нас, а моей – поймать его. И я гадал, кто из нас двоих, проснувшись утром, обнаружит, что его страшный сон начал сбываться.
Глава 7
Коридоры тянулись целые мили, по обеим сторонам располагались монолиты стеллажей, приводимых в движение электродвигателем. Достаточно было ввести на пульте управления шифр документа, имя или любые другие данные, и полки бесшумно раздвигались, открывая нужные архивные ящики. Создавалось впечатление, что ты находишься внутри компьютерного жесткого диска.
23
Лоуренс Аравийский (Томас Эдвард Лоуренс; 1888–1935) – британский офицер и путешественник, сыгравший большую роль в Великом арабском восстании 1916–1918 годов. Лоуренс считается военным героем как в Великобритании, так и в ряде арабских стран Ближнего Востока. Ему посвящен один из самых знаменитых биографических фильмов в истории кино.
Бумажные архивы занимали восемнадцать совершенно идентичных этажей. В течение многих десятилетий они заполнялись сырым материалом наблюдений, подозрений и измен. Это хранилище было спрятано глубоко под зданием регионального отделения Аль-Мабахит Аль-Амма и соединено с ним огромным вертикальным атриумом. Сейчас этот комплекс был наводнен людьми, рыскающими среди стеллажей и вытаскивающими из картотек архивные ящики. Директор сдержал свое слово: к работе были привлечены все агенты и аналитики, которых удалось найти.
Я прошел через конференц-зал и занял место рядом с несколькими старшими агентами на командном пункте, нависшем над атриумом. Я наблюдал, как на всех этажах мужчины развязывали пожелтевшие бумажные папки и просматривали гору документов, ища любую ссылку, малейшее упоминание о мужчине, чей отец был казнен в Джидде много лет назад.
Три часа я смотрел, как они шерстят эти папки с бумагами на арабском. Все это время я находился внутри огромного свода без окон в компании парней, которые не притрагивались к алкоголю, но выкуривали по тридцать сигарет в день. Эти три агента явно считали себя крутыми, самому младшему из них недавно исполнилось двадцать. Парень был настолько туп, что я невольно подумал: уж не приходится ли коллегам поить его водой с ложечки? Я считал каждую минуту и был близок к отчаянию как никогда в жизни. Естественно, когда один из моих соседей сказал, что первая группа отправляется беседовать с людьми, которые, если нам повезет, помогут восстановить утерянную нить повествования о жизни Сарацина, я надел пиджак и присоединился к ним.
Мы взяли с собой еще восьмерых агентов и выехали кавалькадой из четырех внедорожников со столь густо тонированными стеклами, что казалось, будто кругом ночь. Не сомневаюсь, что любой штатский, который видел, как едут эти машины, испытывал ужас. Милю за милей мы исколесили вдоль и поперек затерявшийся посреди пустыни город с населением более четырех миллионов человек, не меньше половины из которых работали в «Сауди арамко», крупнейшей в мире нефтяной компании. Мы опрашивали людей, пытаясь хоть что-то узнать о семье, давным-давно покинувшей эти края. Сидя в гостиных убогих пригородных домов, мы беседовали со стариками, чьи руки тряслись, замечали темноглазых детишек, следивших за нами из тени дверных проемов, мельком видели женщин в паранджах до самого пола, спешивших убраться прочь, когда мы появлялись. Мы посетили пожилого человека по имени Абдулла бен-Мабрук аль-Биши – государственного палача, который обезглавил отца аль-Нассури. У нас была слабая надежда: а вдруг осужденный перед смертью что-то сказал о будущем своего сына? Например, упомянул, какую карьеру он для него пророчил. После этого мы отправились в скромный деревянный дом на морском берегу, где пахло солью. Сам не зная почему, я снял его на камеру мобильника. В этом доме прошло детство Захарии, и мы спросили человека, который въехал туда после бегства семьи, не слышал ли он что-нибудь об аль-Нассури в последующие годы.
Но никто ничего не знал.
В конце концов мы решили сделать перерыв и подъехали к придорожной лачуге, чтобы выпить кофе. Сидели там на воздухе, слушая молодого идиота, который рассказывал о какой-то девице, с которой познакомился в Марокко. И тут зазвонил мобильник: меня попросили немедленно вернуться.
Вся наша команда собралась в специальной, имеющей открытую планировку комнате, расположенной по одну из сторон атриума. Воздух был насквозь пропитан сигаретным дымом. На столе перед директором я увидел архивный ящик, еще несколько таких ящиков стояло на полу. Они были заполнены отчетами агентов, протоколами бесед с информаторами, записями слухов и сплетен.
Директор сообщил, что удалось получить доступ к бесценному материалу о консервативных мечетях в Бахрейне.
– Есть одна тонкая папка, которая представляет для нас интерес. В ней содержится информация о маленькой мечети на окраине Манамы.
Он посмотрел на меня, чтобы проверить, осознал ли я важность сказанного.
– О мечети, которую посещал Захария аль-Нассури? – уточнил я, стараясь не выдать волнение и обуздать внезапный всплеск надежды.
Он кивнул.
– В папке обычный рутинный материал, из которого особо нечего почерпнуть, например несколько незаконченных журналов учета членов общины. Но среди них я обнаружил вот это… – Директор взял в руки какой-то документ: три листа на арабском. – Около пяти лет назад один наш сотрудник допрашивал саудовского подсобного рабочего, доставлявшего еду и лекарства беженцам в секторе Газа. Разгружая машины у полуразрушенной больницы, рабочий услышал о человеке, которого недавно привезли сюда после ракетного обстрела со стороны Израиля. После смены рабочий пришел к больному узнать, не нужна ли ему помощь. Тот был ранен и временами бредил, а потом сознание вновь возвращалось к нему. Подсобник просидел с ним до утра.
Директор замолчал, глядя на документ, сверяя факты.
– Раненый – как выяснилось, врач по профессии – однажды в бреду упомянул, что был членом религиозной общины в Манаме. Вот почему протокол допроса рабочего оказался именно в этой папке. Все думали, что этот человек – уроженец Бахрейна, но этого быть никак не могло: гораздо позже, когда больной снова начал бредить, он сказал, что его отец был публично обезглавлен.
Я так резко подался вперед, что едва не свалился со стула:
– Но в Бахрейне нет такой казни!