Я Пилигрим
Шрифт:
Кумали поняла, что означал этот выстрел, одновременно со мной и ринулась в руины. Я пытался схватить ее, но был настолько слаб, что не удержал. И только настойчивость, прозвучавшая в моем голосе, заставила женщину остановиться.
– Послушайте! – крикнул я. – Когда за вами придут, говорите, что якобы ничего не знали. Расскажите, что спасли американцу жизнь, убив бандита в перестрелке, а потом освободили его, предав брата-террориста. Я один знаю правду, а меня к тому времени здесь уже не будет.
Она смущенно посмотрела на меня:
– Зачем вы это делаете? Почему так снисходительны к мусульманке?
– Я поступаю так не ради вас, а ради мальчика. У ребенка должна быть мать.
Держась за крышу кабины, я стал перебираться на борт катера. В безумной надежде Кумали помчалась к туннелю, но я знал, что уже поздно. Ее брат когда-то был моджахедом и сбил три советских боевых вертолета. Он не мог промахнуться.
Глава 45
Устроившись на месте капитана, превозмогая боль и лихорадку, я отчалил, выведя катер в открытое море и взяв курс на юг. Стараясь не удаляться далеко от берега, я прибавил ходу, широко открыв дроссельную заслонку.
Ветер изменил направление и дул теперь в сторону моря. Нос катера рассекал волны, создавая пелену брызг. Урчал старый мотор. Эта морская прогулка добила бы меня окончательно, если бы я не сумел справиться с болью. Здоровое плечо я использовал, чтобы держать штурвал в правильном положении. Обогнув мыс, я выбрался на длинный участок водной глади, защищенный от ветра, и почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы отпустить штурвал, дав катеру двигаться заданным курсом.
Спустившись в каюту, я произвел обыск, обнаружив в переднем шкафчике старый рюкзак, в который переложил из карманов пистолет «SIG» и патроны к нему. Кроме того, я нашел тяжелый водонепроницаемый саван с прикрепленным к нему свинцовым грузилом. Логики в этом, конечно, не было, но страшная находка ввергла меня в уныние. Не желая путешествовать с собственным погребальным одеянием, я открыл окно и выбросил его в море. Саван покачался немного в пенном потоке и затонул.
Под задней скамьей я наконец-то обнаружил то, что искал: судовую аптечку первой помощи. Она пролежала там, наверное, лет двадцать, но ее ни разу не открывали. Оснащена аптечка была на удивление хорошо.
Я захватил ее с собой в рулевую рубку. С помощью тампонов убрал грязь с изувеченной ноги, ножницами удалил обожженную кожу на плече, в том месте, куда попала пуля. Открыв флакон антисептика с истекшим восемнадцать лет назад сроком годности, я смочил им раны. Это обеззараживающее средство до сих пор не выдохлось, подействовав так, что я взвыл от боли. Хорошо еще, что никто этого не слышал.
И вот с перевязанными пожелтевшими бинтами ранами, весь провонявший антисептиком, держа в руке весло, предназначенное выполнить роль костыля, я наконец увидел участок берега, к которому хотел пристать. День клонился к закату. Шторм не утихал, меня сильно снесло к югу. Повернув штурвал, я прошел между двумя близко расположенными скалами, за которыми пряталась рыбацкая деревушка. Дул шквалистый ветер, начинался дождь. Никем не замеченный, я подогнал катер кормой к пустому причалу и, не выключая мотора, привязал его к швартовой тумбе. Второе весло я втиснул в рулевое колесо, чтобы зафиксировать его в определенном положении, и выбросил на причал рюкзак и импровизированный костыль. Работающий мотор вынесет катер обратно в море. Причальный конец туго натянулся, и, держась за него, я кое-как выкарабкался наружу. Ножом, найденным в каюте, я перерезал швартовый канат и какое-то время наблюдал, как катер плывет в сторону темнеющих скал. Если даже он пройдет между ними, прибой, скорее всего, выбросит его на каменистый берег и разобьет еще до рассвета.
Закинув рюкзак на плечо, я оперся на костыль, сильно смахивая на солдата, возвращающегося с далекой войны. Проковыляв мимо двух закрытых ставнями окон кафе, я вышел на задворки маленького поселения, припоминая, что когда-то уже бывал здесь.
Глава 46
Занавески в убогих домишках были опущены, улицы почти не освещались. В сгущающейся тьме я брел по узкой улочке. Забеспокоился было, что сделал где-то неверный поворот, но тут как раз увидел общественный фонтан.
Ведро, привязанное веревкой, оказалось на месте, как и засохшие мертвые цветы вокруг. Из последних сил я дошел, хромая, до старого коттеджа. Буквы на латунной пластинке сделались почти неразборчивыми. Я изо всей силы постучал в дверь. Пришлось долго ждать, когда ее откроют. На пороге стоял доктор Сидней, небритый, в потрепанных слаксах, пришедших на смену мешковатым шортам, и выцветшей футболке с надписью «Октоберфест-92». Сам врач за прошедшие годы изменился мало.
Алкоголь продолжал разрушать тело Сиднея, но его ум и память сохранились на удивление хорошо. Что-то в моем лице показалось доктору знакомым: я видел, как он пытается вспомнить имя.
– Кажется, Джейкоб? – спросил он.
– Почти угадали, – ответил я.
Сидней долго разглядывал мое забинтованное плечо, изувеченную ногу, осунувшееся лицо.
– Хорошо выглядите, Джейкоб, – невозмутимо заявил он.
Я кивнул:
– Вы тоже, доктор. Как всегда, прекрасно одеты.
Он расхохотался:
– Входите. Будем и дальше врать друг другу, а я тем временем посмотрю, удастся ли спасти вашу ногу.
Хозяин впустил меня внутрь, и я понял, какая странная штука память: комнаты сейчас казались гораздо меньше, а расстояния – короче, чем в ту ночь, когда мы привезли сюда Мака. Австралиец велел мне лечь на кухонную скамью, поставил три лампы в ряд, содрал бинты. Ему хватило одного взгляда на мою ногу, чтобы тут же вколоть мне в вену солидную дозу антибиотика и еще большее количество обезболивающего. К счастью, когда дело касалось медицины, реакция у Сиднея была отменная.
Доктор решил, что, несмотря на то что раны сильно опухли и возникли пурпурные кровоподтеки, ни ребра, ни коленная чашечка у меня не сломаны. Возможно, есть трещины, но без рентгена точно не определить.
– Не будете возражать, если я отвезу вас в больницу Миласа?
Увидев выражение моего лица, доктор улыбнулся:
– Да это я не всерьез, просто так сказал.
Сидней пообещал, что сделает все, что сможет: перебинтует мои раны и наложит шины.
После этого доктор под местной анестезией извлек пулю из плеча, вычистил рану и наложил на нее швы, заявив, что я просто счастливец.
– Что-то не похоже, – ответил я.
– Отклонись пуля всего на полдюйма, и никакая больница вам бы уже не понадобилась, даже такая кустарная, как у меня. Вы бы попали прямиком в морг.
Закончив с остальными ранами, Сидней занялся повреждениями, нанесенными молотом. Он был детским хирургом и часто имел дело с жертвами дорожных аварий, поэтому я поверил ему, когда он пообещал, что синяки и опухоли со временем пройдут.
– Я почти ничего не в состоянии сделать с переломами малых костей без томограммы, рентгена и операционной, – сказал он, улыбнувшись. – Здесь нужна соответствующая аппаратура.