Я планировал взорвать мавзолей
Шрифт:
Больше всего меня поразила судьба одноглазого юноши, которому заключенные присвоили "кликуху" "Адмирал Нельсон". История такая. Служил в армии. Воровал с друзьями со склада патроны, и продавал знакомым гражданским. С охранниками делились выручкой, так что там проблем быть не могло. Но однажды случилось так, что неожиданно сторожить боеприпасы поставили чужака. "Ара", конечно, не был в курсе дела, поэтому выстрелил на звук шуршания. Новомодная пуля со смещенным центром тяжести попала бедняге в голову возле уха, и, скользнув по черепу, выбила глаз, коснулась переносицы и улетела прочь. Следствие. Суд. Остался парень без глаза, да еще и 5 лет лагерей получил.
Что
Все имеет меру, все, кроме человеческой тупости. Не один юноша на нарах грустно признавался: "Как пили первую, вторую, третью бутылку помню, как четвертую помню смутно, а где дальше меня носило, и что делал, мне он "следак" рассказывает…".
Некоторые преступления могут служить сюжетами для кинокомедий. Вот пример. Набрали ребята спиртного, взяли ружье и пошли в лес на охоту. Дичи не увидали, зато сильно напились. Возвращались злые, как собаки. Вдруг на окраине села заметили корову. Пастуха поблизости не было. Кто-то сделал открытие, что корова… это тоже дичь! Корову "подстрелили" и каждый набрал в рюкзак столько мяса, сколько мог донести. "Охотников" кто-то увидел и узнал. Далее сюжет стандартный: арест, следствие, суд, тюремные нары.
Проверка моего психического состояния.
Однажды повели в санчасть проверять мое психическое состояние – так принято, чтобы психически больные правонарушители попадали в психиатрические больницы, а не в заключение. Осмотреть меня приехал главный врач ровенского нервно-психиатрического диспансера. Это был уже знакомый мне Максимюк Ростислав Леонтьевич. Он обратился ко мне с упреком в голосе: "Вот мы и снова встретились… Я внимательно ознакомился с Вашим уголовным делом. Когда человек ведет себя не так как все, то это уже, молодой человек, психические отклонения. Нормальные люди вон коммунизм строят, дружно ходят на демонстрации, выборы, одобряют политику родной власти. А, Вы?.. Вы же такое хорошее впечатление на нас произвели… Значит, проморгали мы Вас. Получается, что Вы, действительно, наш пациент…".
Я только ошарашено хлопал глазами. Хотелось возразить что-то вроде того что, возможно, это не у меня психические отклонения, а у законопослушных строителей коммунизма… Но должен был молчать, потому что знал: что захотят то и сделают. Слышал же от опытного психиатра, который признался: "Нормальных людей практически не бывает – бывают недостаточно обследованные". Вот обследуют и найдут все, что нужно для интенсивного "лечения" в спецпсихбольнице. А спецпсихбольница КГБ, это вам, люди добрые, не санаторий. Только в конце разговора появилось ощущение, что у них в отношении меня другие планы.
Закрытие дела.
Шли тревожные месяцы. Наступил 1983 год. Возили на следствие очень редко – ждали из Москвы результатов экспертизы моей самодельной взрывчатки. Я уже просил Саванчука ускорить дело – хотелось на чистый воздух в лагерь.
Наконец, в первых числах февраля привезли на закрытие дела. Познакомили с адвокатом. Листаю страницы "Дело N22-119". Вот характеристики от учителей восьмилетки, десятилетки, техникума и от директоров предприятий, где я работал. Копии медицинских карточек, из поликлиник и больниц, список прочитанных книг, в сельской и научной библиотеках.
Оказалось, что в черный список попали все, кто брал читать тот учебник Шидловского "Основы пиротехники", а директора РЗВА и завода бытовой химии, имели неприятности за небрежное хранение химреактивов. А вот, подписанный заведующим центральной аптеки акт приемки на медицинские цели изъятого в ночь ареста спирта. Были также результаты экспертизы взрывчатки, объяснения, фотографии с места преступления. Три вещественных доказательства очень поразили меня.
Во-первых, после взрыва лишь порохового заряда место не претерпело никаких изменений: трава, да и только. Так накидали же гады обрывки бумаги, мусор, таким образом, что, глядя на фотографии, создается впечатление мощного взрыва.
Во-вторых, главный врач ровенского психоневрологического диспансера Максимюк Р.Л. написал следующее: "Во время обследования в нашем диспансере Горбатюк Н.В. всячески ругал советскую власть и угрожал взорвать некий политический объект".
Это злостная ложь. Тогда я следил, чтобы ни слова против власти не сказать. Я же не забывал, что находился на обследовании не по своей воле…
И, в-третьих, какая-то доярка написала в милицию анонимку. Она шла через урочище Форт на вечернюю дойку и видела все именно так, как я придумал. На самом деле событие произошло в рабочее время, а в объяснении я написал, что в вечернее, чтобы коллега, который за меня расписался в журнале в 18:00, не имел неприятностей. Если кому-нибудь в селе сказать, что доярки ходят на работу через Форт – засмеют. Будут смеяться, потому что ферма расположена на окраине села, Форт – на 2,5 км дальше.
Лист бумаги грязный, написано с грубыми ошибками корявым почерком. Наверное, чтобы было более убедительно: писала доярка – что же вы хотите?.. Самое интересное в конце заявления: "Я не подписываюсь, потому что этот человек – бандит. Узнает – убьет меня. Он работает в милиции, а потому никого не боится и запугал все село. От имени всех крестьян умоляю: посадите его в тюрьму как можно на дольше, чтобы люди могли жить спокойно".
Это была грубая, примитивная фальшивка следователей. Когда читал их выдумки, они следили за моей реакцией, но я и вида не подал, что такая откровенная лживость меня поразила. Есть такая заповедь Божья "Не лжесвидетельствуй", и кто ее соблюдает?
А что я, собственно, мог? Это КГБ огромной тоталитарной империи. Что захотят, то и сделают! Жертвами психиатрического насилия КГБ стали писатель Снегирев, математик Плющ, генерал Григоренко, и многие менее известные, недовольные беспределом люди. В сибирские лагеря попали тысячи, как знаменитых, так и малоизвестных инакомыслящих. А кто для них я? Сын колхозника. Кто за меня заступится?
Для чего же эти фальшивки? Для суда. На нем будут народные заседатели, (представители народа) выбранные из числа надежных людей. Это для них, догадывался, нужны эти фальшивки, чтобы убедить их, что я страшный преступник.
Российские шутники так расшифровали аббревиатуру КГБ: "Контора Глубокого Бурения". Как я на собственном горьком опыте убедился, копают там действительно очень глубоко.
"Да здравствует советский суд – самый гуманный суд во всем мире!". (с)
11 февраля привезли на суд. За столом судья, рядом две женщины – народные заседатели. Сбоку – прокурор в строгом костюме, со знаками отличия власти: звезды, серпы и молоты. В углу – девушка стенографистка. Я – на скамье подсудимых. У меня за перегородкой назначенный властями адвокат и свидетель – главный врач психоневрологического диспансера Максимюк Г.Л.