Я побит – начну сначала! Дневники
Шрифт:
06.08.83 г
В больницу ложиться не буду. Наоборот, с 07.08 закрыл бюллетень. С 8-го начинает щелкать счетчик монтажно-тренировочного периода.
Вчера, наконец, вставил эпизод «прошлого», не с «Татарского нашествия» – чисто конструктивно, место в фильме перед забиванием окон, точное – это место ее сна. Но в построении мысли эпизод занял, кажется, еще более важное место: место осмысления героями происходящего – вот что приводит их к главным поступкам: ее – к последнему прощению, его – к отказу от картин, русская традиция страдания и подвига. Это вдруг очень сильно. Но: 1) не снимает ли это удар по сердцу зрителя? 2) нет ли тут драматургической бестактности немедленной духовной победы обиженных (униженных и оскорбленных)? 3) нет ли тут
Встает вопрос: как быть с военной линией (деда), сам эпизод в голове, по-моему, сложился – он длиной в кадр: мытье окон, мытье стен и варки супа – все остальное наплывы: война, дом, ранение, смерть и т. д.
Неужели что-то еще может встать в фильм? Он же не резиновый!
Договариваться надо с Огановым, Лапиным и Афанасьевым – и тогда уже… к Зимянину и т. д.
…Читаю Бердяева «Русская идея». Начал с предубежденья, что встречусь с закомуфлированной политикой, но вдруг наткнулся на мерзкое восприятие Гоголя – теперь уже вообще не смогу воспринимать объективно, каждую мысль встречаю в штыки: русская особость от пространств? Тогда у грузин, живущих высоко, – высокое мышление, у прикаспийцев – низкое, у жителей ущелий – узкое. Национальный характер надо искать в конкретности момента идеи объединений, момента жизни духа, в момент самосознания и формирования нации – это их конкретность и существо национальных характеров, культур, мироощущения.
Русское – в сочетании свободы и рабства, в сочетании несочетаемого, в трагическом ощущении мира, в идее милосердия как единственного ответа.
Господин Бердяев ничего не понял в Гоголе, материнское знание человека он принял за нелюбовь к нему, и все то же желание то фрейдистов, то прочих «истов» путать личность Гоголя человека и Гоголя художника, гения человеческого духа, пришедшего в полемике с Белинским к провозглашению полного взгляда на вещине только в сфере высшего, но и мирского.
Дочитаю – доругаюсь. Но очень интересно о Белинском, о Герцене и очень интересно поглядеть на русскую мысль в целом – хотя бы и в таком изложении.
Стоп!
Идея познания «древа добра и зла» – идея отношения… не к цивилизации ли, не к знаниям на уровне оценки мира и обретения права на эту оценку?
Права пагубного на долгие времена полузнания и духовного несовершенства. Это действительно удаление человека из Рая животного мира. Рай – мир без сознания?
(Бесят ссылки на свои книги – «Прочтите мою книгу»… А главное, книги были по всем вопросам.)
11.08.83 г
Иногда в работе делаешь такие ошибки, что начинаешь сомневаться в своих умственных способностях. Определенная солидность и основательность в работе, наверное, тоже очень интересна, но нельзя же все вариантить и вариантить – тоже можно спятить: я зарезаю материал – концы кадров – основа монтажа, они требуют законченности, но не куцего обрезания – это полная ерунда. В склейках, которые делает Мила, есть определенность, свобода, короче, вовсе не лучше длинного, затянутость кадра – это не обязательно его недостаток. Любое монтажное насилие, любая своевольная агрессивная акция не всегда оправданна и закономерна. Зарезанный материал создает ощущение надувшихся от натуги жил.
(Возвращать!)
Не делаю ли ошибки, показывая материал Зубкову, – а вдруг он ему не понравится? Не думаю – он производит впечатление умного человека, породистого.
Итак, смотрю материал и завтра, смотрю с пристрастием, но кое-что верну уже с утра: а) уберу деда, детей и скамью (частично); б) верну колхоз (начало и конец), конец класса и т. д., конец сводов.
Одно ясно: сделать картину, которая им будет по нраву, я не смогу. Она им в две серии – серпом по яйцам и в одну серию – тем же серпом. Можно ее только совершенствовать. Сейчас я опять пошел по пути сокращений, а не совершенствования картины. Опять беда и суета. (А Сизов 9-го сентября уезжает в отпуск, кто будет принимать картину на студии? Глаголева? Мамилов? Опять Садчиков?)
Переход от сожжения опять плохой, надо создать паузу после рассказа – чай (Кристина) или укладывание спать с волосами, чайник… А может, часы, чайник, она сидит, портреты, мотоцикл, почему у всех какое-нибудь горе? И т. д.
И. Гольдин [102] : «Картина захватывает, она без единого провала, захватывает и удерживает. Первая картина про детей, которая не о возрасте». (Почему когда показывают взрослых людей, то их возраст никого не гипнотизирует? Никто не ищет «взрослого» кино. Наверное, в этом смысле, в смысле возраста, искать детское кино так же глупо, как поставить себе задачу найти взрослое кино.)
102
И. Гольдин появился в нашей жизни неведомо как, подобно многим другим знакомцам. Он генерировал идеи, в частности, идею телемостов с Америкой, в одном из первых принимал участие, привлек к этому В. Познера (тот и занял эту нишу на TВ), а так как Гольдина отовсюду гнали, считали умным шизиком, жизнь его была сложна, как и сложен характер, надо было ему помогать. Через какое-то время он уехал в США и там умер.
Тут найдена пластическая литература. Это урановый рудник для современного мира.
(Он предложил ее спасать через «мост» телевидения со Штатами – Коппола снял картину о детской жесткости, он предлагает – Быкова и Копполу. Что ж, осталось получить согласие князя «Южина-Сумбатова» [103] .)
Лена была разочарована: «Обилие материала и подробностей приближало картину к литературе». (Да, я, наверно, переусердствовал, но не намного. Возвращать. Торопиться не надо.)
103
Есть известный анекдот: «Управляющий князя, проезжая в имение, иногда останавливался беседовать с отцом бедной еврейской семьи. Делал комплименты дочерям. Морочил голову, что сосватает старшую, некрасивую. И когда однажды разомлевший от краснобайства управляющего отец сказал: “Двойра согласна”, он и изрек: “Осталось уговорить князя Южина-Сумбатова”».
Эпизод «татары» как-то иначе стоял. Может, дело в отсутствии паузы – стола деда?
Пожалуй, дед и дети лишние…
Не спится мне, Бессмысленно не спится! Я мыслью никакой не поражен, Я вовсе не мечтаю о жар-птице И не зову в объятья нежных жен. Я не тоскую, не грущу, не плачу, Не распаляю мстительных обид, И совестью не мучаюсь, тем паче, Что дурью мучаться мне совесть не велит. Не спится мне! Бессмысленно не спится, Во мне никак не стихнет долгий день И все слилось, как спицы в колеснице, Все тупо, все невмоготу и лень! А сон нейдет!18.08.83 г
Вчера картину смотрели министр просвещения СССР Прокофьев, его заместитель Коротов, президент Академии педнаук СССР Кондаков, секретари ЦК ВЛКСМ Швецова и Федулова, Михалков, Чухрай, Петровский, Чайковская, Мережко.
Я очень волновался. Такого на студии еще не было (особо запомнилась растерянность охраны, когда приехал правительственный ЗИЛ).
Они высказались положительно. Гениально повел себя С. Михалков. Они обещали помочь. Предадут? Или помогут? (Смотрели очень хорошо, говорили тоже хорошо.)