«Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное
Шрифт:
***
— Опять сироп? Третий раз в день густозеленая жидкость. Прозрачная, напоминает вкусом бульон, но гораздо острей и насыщенней. Пахнет миндалем. Стаканчик из тонкого стекла; выпьешь — готово. Голода нет, но… Неужели они больше ничего не едят?
III
— Когда же из этой комнаты? Я чувствую себя совершенно здоровым.
— А, нет еще. Две неделя — мягкий комнат. Один месяц
— Отчего «такой правил»? Я ж не сбегу.
— Нет, не сбегайт. А так. Вот: воскрешенный, очень многий, любит так: раз — и прыгал в улица вниз. Или раз — и прыгал в вода. И — умирал.
— Самоубийство? Все воскрешенные?
— Не все, многий.
— Поэтому в мягкой комнате? И дверь заперта? Странно. А потом? Ведь можно в окно и потом?
— Нет, потом привыкал. Всегда первый месяц. Потому — правил: первый месяц самоубийство нельзя. Запрещен. После можно — свобода. Но после не хочет.
— А первый месяц почти все хотят?
— Да.
***
Целое сооружение. Тяжелый ящик, множество ручек, рычагов, седел, резинок, пружин. Стрелки, указатели, циферблаты.
Можно регулировать скорость, ослаблять и усиливать сопротивление. Можно тянуть, толкать, приседать, сгибаться, разгибаться. Пилка, рубка, гребля, велосипед — всевозможнейшие движения, не сходя с места.
— Если скучно, можно делать гимнастик. Очень полезный.
— А зачем эта штука?
— Это гимнастический аппарат. С аппарат удобней. Можно всякий движенье, гармонический развитие тела. Еще: гимнастик без аппарат не продуктивный. Много работа пропадает. Гимнастика — энергий. Всякий движение аппарат делает в электрический энергий, ведет в аккумулятор, заряжайт, сохраняйт. Потом можно использовайть.
— Вот как! Аккумулятор…
***
Реален ли забытый сон?
Прошлая жизнь. Теперь вспоминается, значит — была. Но в промежутке — смерть, тысяча лет. Проспал, не заметил. Ни разу не вспомнилось: где-то был потолок с зеленой каймой, кровать, занавеска. Не воскреснуть — так и осталось бы все в стороне, не связанное ни с чем. Кукольный дом в герметически закрытой коробке. Изнутри — жизнь: солнце, улицы, мухи. Снаружи — и не заподозришь: черная коробка, ничего больше. Для самой себя жизнь реальна; но вышел — пропала, растворилась, как не бывала. Забытый сон.
Теперь — воскресенье: к первому ящику — второй. На четыреста лет. Объемисто, но после — снова глухая перегородка; сам — наружу, по-видимому окончательно. Последнее слово — там. Главная, заключающая квартира — снаружи.
В итоге — вопрос: стоит ли раскрашивать коробку изнутри? Если для главной квартиры она во всех случаях одинакова: черная?
Аида — неважный психолог. Мягкая комната, заперта дверь. И вдруг — сам же:
— Все воскрешенный раз, и прыгал в окно.
***
—
— Приемник. Звук, свет. Можно слушать лекций, можно разный новость. Попробовайте.
— Вроде нашего радио? А как надевается?
— Голова в этот обруч. Наушник, наглазник. Что хочется? Лекций? Вот регулятор. Волна М — пятнадцать. Лекций профессора Тизи.
Черная фигурка, полукругом сзади схемы, таблицы. Какая-то модель: стеклянный шар, футов пять в диаметре; по всей глубине — темные точки. Между точками — нити, разноцветные стрелки, пункты. Прямые, кривые, спирали, дуги, параболы. Отдельные точки сливаются в группы цветной окраской стекла. Фигурка — от модели к схемам, от схем — к модели. Указка — по графикам.
— Профессор Тизи. Атомный строение на органический молекуле. Один молекула от птичий мозжечек. Это — лекций по органический химия. Хотите ближе? Вот регулятор.
Стремительное нарастание фигурки. На все поле зрения — лицо. Слова — прямо в ухо.
Странны так близко говорящие губы. Незнакомый язык — наглядно воспринимается механизм речи. Прыгают губы, выбрасываются слова. У, о, а, р-р-р… Кажется, видны струи воздуха; между зубами текут…
— Не понимаете? Хотите другое? Стих?
— Ставьте стих.
— Концерт от поэтически общество «S. Т. О.». Волна М — одиннадцать. Сейчас стих поэта Морано.
Мутно-зеленая призма в мерцающем, карминного цвета пространстве. Тихо вращаясь, плывет. Низкая, рокочущая, гудящая нота.
Наперерез — алая молния. Пробила призму? Нет, неудача. Новые молнии — все алее. Призма кривится. Выпирается зубчатый, черно-зеленый отросток.
Стрельба. Из молний — алая, гудящая лира. Брум-м! Зубчатым рычагом — пополам. Все синеет. Молнии — в угол. Жгуче побелев, снова на призму. Не призма — черно-пятнистый цилиндр. Изломанные рога во все стороны…
— Можно поставить еще что-нибудь?
— Можно. Спортивный праздник в Мельборн?
— Ставьте.
— Маэстро Краг дует в измерительный аппарат.
Лоб с набухшими жилами. Под бровью — остановившийся глаз. Свист воздуха через ноздри. Щеки вздуты — побагровевшие, в сыпи мелкого пота. Из выпяченных, сморщенных, в кольцо сжатых губ — гуттаперчевая кишка.
Медленно поднимается стрелка в измерительном аппарате.
— Одиннадцать сантиметров, шесть миллиметров. Если еще три миллиметра — будет рекорд.
— Мне все равно. Разъедините, я снимаю приемник.
***
— Скажите, Аида, существуют еще книги на свете?
— Книги? Да, книги в музей.
— Нельзя ли мне почитать?
— Ай, нет, нельзя. Книги — в музей. В библиотек. Можно ходить и читайть, а из музея нельзя.
— И кроме музеев нигде не достать?
— Нет. Сохраняют в особый газ, иначе испортился, очень старый. Подождите, в колледж тоже есть книги.