Я подарю тебе ребёнка
Шрифт:
Однако выслушиваю я всё молча, не спорю. Только бы быстрее отсюда уйти. И когда, наконец, шеф меня отпускает, бегу я не к себе в офис, а в туалет, где извергаю все остатки скудного перекуса, что проглотила час назад. Желудок сжимается так, что кажется, будто от напряжения рёбра внутрь сломаются. Вдохнуть нормально получается только через минуту-две. Тошнота отступает так же внезапно как и началась, но дрожь в руках такая сильная, что я даже пуговицы на блузке застегнуть не могу.
Кое-как привожу себя в порядок, умываюсь, поправляю волосы. Из соседней кабинки выходит
— Всё хорошо? — интересуется с мягкой улыбкой, тоже подходя к раковине.
— Да, порядок. Перенервничала.
— Шеф умеет сделать так, что любой перенервничает, — кивает сочувственно.
Только сочувствия во взгляде ноль. Скорее любопытство. Но мы и не подруги, чтобы искренне друг друга жалеть. Достаточно и вежливости.
Возвращаюсь в офис и завариваю себе чай. В столе лежит пачка солёных крекеров, и мои мысли сейчас только о них.
Но едва я успеваю укусить один и сделать глоток чая, как ко мне в кабинет без стука врывается Илья.
— Эй! — хмурюсь, едва не расплескав горячий напиток себе на грудь. — Стучать не пробовал? Как к себе домой прям.
— К тебе я могу позволить себе как к себе домой, — огрызается и прикрывает за собой дверь.
— Да что ты говоришь! — начинаю злиться.
— Это правда?
Илья становится напротив, сложив руки на груди, смотрит пристально.
— Что правда?
— Ты беременна?
Офигеть. Кто мог ему сказать? О моей беременности знают только двое врачей, я и моя мать. И никто из нас Илье бы не сказал.
Наверное, моё недоумение читается на лице, потому что он продолжает.
— Моя знакомая видела, как ты покупала тест в аптеке, а Олеся сейчас сказала, что тебе было плохо в туалете.
Интересно, эта вежливая с*чка из уборной прямиком в кабинет Разумовского побежала?
— Это тебя не касается, — тоже складываю руки на груди.
— Так это правда? Кто отец?
Мне уже реально становится смешно.
— Илья, это не твоё дело, ясно? Уходи.
Он упирает руки в бока, откинув пиджак, и начинает расхаживать по моему кабинету туда-сюда. Дурацкая привычка, что всегда меня так раздражала. Если честно, совсем не понимаю, почему он так себя ведёт сейчас. Между нами давно всё перегорело. Это не я его бросила, а он ушёл от «деффективной» жены. К чему сейчас эти концерты?
— Я хочу знать, кто он!
— А больше ничего не хочешь? Убирайся! — не выдерживаю и тоже повышаю голос, подскочив. — Ты никакого права не имеешь задавать мне подобные вопросы, Илья! Просто уходи.
Кажется, подскочила я слишком резко, что аж немного потянуло внизу живот. Совсем чуть-чуть, но сердце тут же упало и в панике затарахтело. Боже, пусть он скорее уберётся!
— Мы не закончили, — выплёвывает, прищурившись, но всё же уходит, хлопнув дверью.
А я устало опускаюсь в кресло, сжав живот рукой. Будто пытаюсь защитить маленького человечка внутри от всей этой агрессии внешнего мира. Спокойно, малыш, мама взрослая и большая, она справится.
Запираю двери изнутри и заставляю себя сконцентрироваться на работе. Всё быстро делаю и снова отправляю шефу. В ответ
Выхожу на парковку и с облегчением замечаю, что место Разумовского уже пустует. Уехал. Слава Богу. Расслабляюсь и сажусь в свою машину, тут даже дышится свободнее. Безопаснее.
По пути заезжаю в супермаркет и покупаю себе всякой еды. Полезной и не очень. Совсем-совсем немножко неполезной, но так хочется солёных оливок, фаршированных креветками и лимоном. Беру сразу четыре баночки. Уже на кассе рот наполняется слюной так, что опасаюсь как бы кассир ничего не спросила, а то вдруг рот открою и капнет на транспортную ленту. Стыдно будет!
Но она, к счастью, ничего не спрашивает. Видит карту у меня в руках и молча включает терминал для оплаты.
Конечно же до дома я не выдерживаю. Едва сажусь в машину, тут же, чуть не сломав ноготь, вскрываю одну. Достаю пальцами оливку и кладу в рот.
Боже!
Что происходит с моими вкусовыми рецепторами? Они с ума сошли?
Как же вкусно!
Кажется, я даже немного стону от удовольствия. Хорошо, что в машине, на улице уже стемнело, и никто меня не видит.
Не успокаиваюсь, пока не съедаю всю баночку. Вот это кайф так кайф. Теперь можно и спокойно домой поехать.
Дома принимаю душ и варю себе на ужин креветки. Включаю любимый сериал и почти сразу засыпаю.
Однако через несколько часов просыпаюсь так резко, будто меня пнули. Живот болит и сильно тошнит. В голове будто молоточки стучат, а сердце вот-вот выскочит из груди.
Боль в животе сильно пугает, но, кажется, это всего лишь несварение. Да, похоже на него.
Я достаю аптечку, перебираю таблетки в поисках нужной, но вдруг зависаю в блистером в руках. А вдруг нельзя? Надеюсь, Захар не рассердится, если я позвоню ему посреди ночи.
Ещё колеблюсь, но спазмы в животе возобновляются, и я решаюсь.
Трубку он берёт почти сразу.
— Что случилось? — спрашивает хрипло, но спешно. Спал.
— Извини, пожалуйста, что так поздно. У меня несварение и голова раскалывается. Какие-то лекарства можно?
— Живот болит?
— Да, но вроде бы не по-женски.
— Давление меряла?
— Да мне нечем…
— Сейчас приеду. Выпей воды мелкими глотками и попытайся расслабиться.
Мне совсем неудобно, что он вот так срывается посреди ночи, но… сердце как-то само по себе начинает биться ровнее, и даже дышать становится легче, когда я думаю о том, что скоро он будет рядом.
Захар приезжает минут через двадцать. Это очень быстро, как для человека, которого подорвали из кровати в половину второго ночи.
— Привет, — открываю двери, кутаясь в халат.
Становится как-то очень неудобно за этот свой панический звонок. Меня ещё трясёт, но в целом уже лучше.
— Привет, — входит в квартиру и внимательно смотрит на меня, пробегаясь взглядом с головы до ног.
Сканирует каким-то особым взглядом. Вот этим своим докторским, но без профессиональной холодности. И последний факт оказывается неожиданно цепляющим и слишком приятным.