Я подарю тебе землю
Шрифт:
Я доверил ему свою тайну и попросил, чтобы передал письмо из кошеля и прикоснулся к груди. Тогда я этого не знал, но меня перевезли в замок нашего сеньора. Через два дня я очнулся голым, моя грудь была замотана тряпицей. Я тут же подумал о том, что не смогу исполнить просьбу вашего отца, но вскоре обнаружил кошель неподалеку, а в нем и ключ. Вот добрая душа, подумал я... Потом мне сказали, что священник принес кошель, узнав, что я поправляюсь. Выздоравливал я долго, но стоило мне набраться сил, как я спросил дозволения сеньора и отправился к вам, чтобы исполнить волю товарища. Ту ночь я помню, как сейчас. Ваша
В то время я еще не знал, как буду жить дальше и где окажусь, когда вы станете взрослым, но на случай, если меня подкосит недуг, я предусмотрел, чтобы кто-нибудь другой исполнил волю вашего отца. Тогда я уже понял, что посвящу свою жизнь служению Богу, но не знал, куда заведут меня пути господни. Получив это место, я сообщил вашей матери, что вы найдете меня здесь, предъявив этот перстень, как вы и поступили.
Марти по-прежнему молчал, завороженно взирая на кольцо. Наконец, он заговорил:
— Теперь я понял, что вы имели в виду, когда сказали: не судите людей, не зная всех обстоятельств.
— Мальчик мой, судьба вашей матушки незавидна — собственная родня лишила ее наследства, да и никакой компенсации за потерянную жизнь мужа она не получила. Но поймите, мужчина должен выполнять свой долг, даже ценой жизни, если не хочет посрамить честь предков.
Марти долго молчал, прежде чем решился признаться:
— Простите, мне что-то не по себе, в голове все перемешалось.
Священник поднялся со стула и снова заговорил:
— Ничего, скоро все ваши сомнения разрешатся. Я дам вам пергамент, который хранил все эти годы. Если позволите, я оставлю вас в одиночестве, чтобы вы могли изучить его в тишине и покое. Когда закончите, позвоните в колокольчик на столе, и секретарь тут же меня разыщет.
Священник подошел к стоящей на полке шкатулке, извлек из широкого кармана ключ, отпер железный замок и открыл ее. Он порылся в документах и наконец вытащил пожелтевший от времени пергамент и маленький ключ, снова запер шкатулку и положил оба предмета на стол перед молодым человеком.
— Не спешите. А я буду в библиотеке, у меня накопилось немало дел, которыми давно пора заняться. Когда закончите, дайте мне знать.
Священник удалился неожиданно беззвучно для человека его комплекции. Марти остался один на один с многочисленными вопросами о прошлом, которое, хотя он этого еще не знал, определит его будущее.
7
Тулуза, декабрь 1051 года
Рамон Беренгер с таким нетерпением ждал появления графини, что даже порадовался появлению ее духовника, аббата Сен-Жени, и камергера замка Робера де Суриньяна. По этому случаю Рамон облачился в лучший наряд: короткую тунику из золотого дамаста, из прорезей которой выглядывали узкие рукава тонкой малиновой рубашки, а на вышитом поясе висел кинжал с рукоятью из черного оникса в виде фигурки пиренейского медведя. Ноги его туго обтягивали ярко-синие чулки и мягкие сапоги из оленьей кожи. Шею украшала тяжелая золотая цепь с гербом Барселоны на подвеске.
Он пригладил пальцами густые волосы. Рамон знал,
Над камином сиял герб дома Тулузы в обрамлении двух роскошных гобеленов, со сценами охоты — на одном дикий вепрь раздирал острыми клыками живот борзой, посмевшей в него вцепиться, а остальная свора кружила по поляне; на другом группа загонщиков, колотя по щитам, как в литавры, пыталась выгнать из лесной чащи стадо оленей прямо на арбалеты притаившихся в зарослях охотников.
Посреди комнаты был накрыт стол на четыре персоны с великолепной скатертью и драгоценной посудой из фарфора и тонкого стекла. Когда предстоял обед или ужин в узком кругу, графиня накрывала стол в этой уютной комнате, предпочитая ее огромной парадной столовой, вмещающей более тридцати человек. Она считала, что в уютной обстановке беседа становится менее скованной и более непринужденной. У стены уже стоял буфетный стол с ароматными кушаньями, в центре возвышалась мраморная статуэтка женщины в дорогих одеждах, глядящей на свое отражение в ручье.
На столе высилась огромная серебряная супница с кипящим бульоном из устриц с рыбными фрикадельками; чуть подальше — огромное блюдо с овощами в окружении других, поменьше, с жареной птицей — перепелами, куропатками и дроздами; здесь же были серебряные соусники с подливами на любой вкус. Над жаровней, полной раскаленных углей, томился на вертеле поросенок. У стены неподвижно, словно тени, стояли пажи, в любую минуту готовые исполнить приказ хозяйки, еще двое наполняли вином и холодной водой кувшины и стеклянные графины в ожидании, когда их позовут к столу, чтобы налить гостям.
Разговор вертелся вокруг самых разнообразных тем: от политики до бесчинств пиратов на Средиземном море. Пиратским промыслом занимались не только неверные, но и моряки-христиане из самых разных регионов, им было намного выгоднее грабить чужие суда, чем за скромную прибыль подвергать себя опасности, бороздя море и занимаясь честным промыслом. Потом Рамон поинтересовался здоровьем престарелого графа Тулузского.
— Скажите, камергер, что за недуги одолевают вашего сеньора, лишая нас удовольствия наслаждаться его обществом в столь приятный вечер?
На что Робер де Суриньян ответил:
— Видите ли, сеньор, возраст, болезни и многочисленные раны, полученные в сражениях, дают о себе знать. Кроме того, граф Тулузский страдает приступами подагры и испытывает ужасные боли.
И тут в коридоре, в ореоле света канделябров, которые несли вслед за ней несколько слуг, появилась графиня Альмодис де ла Марш в зеленом блио с золотым шитьем, платье подчеркивало тонкую талию и красиво оттеняло рыжие волосы, на которых красовалась диадема с изумрудами. У Рамона замерло сердце, как и в первый раз при виде графини. Душа его словно застыла, и все вокруг перестало существовать — разговор превратился в невнятный шум, он больше ничего не видел и не слышал, пораженный этим удивительным созданием.