Я подарю тебе землю
Шрифт:
Именно в Ваши мудрые руки я отдаю решение этого щекотливого дела и надеюсь, что Вы сможете убедить Рамона Беренгера отказаться от своей безумной и порочной идеи. Если же Вам это не удастся, сообщите обо всем графине Эрмезинде. Заранее предупреждаю, что это весьма неприятная обязанность, ее вспыльчивость всем известна.
И в заключение, дорогой аббат, пожелаю Вам удачи на этом нелегком поприще. Поверьте, я Вам не завидую и буду с нетерпением ждать от Вас известий. Денно и нощно молюсь за Вас и по-братски Вас обнимаю.
Ваш брат во
Папа Виктор II
Гийем де Бальсарени, устроившись поудобнее в кресле, вытер со лба капли пота и стал перечитывать строки поразившего его письма.
5
Тулуза, декабрь 1051 года
Рыцарь поднял руку. Воины его свиты немедленно остановились, натянув поводья. Кони заржали, закусив удила. Стражник у въезда на мост окликнул их:
— Кто идет?
— Тот, кто проделал долгий путь из Рима и надеется, что Понс III, граф Тулузский, примет его, как подобает. Я — Рамон Беренгер I, и твой сеньор ждет меня.
Заскрежетали цепи, и тяжелый мост начал медленно опускаться на деревянные опоры под гул голосов, а горнист на стене объявил о прибытии высокого гостя. Копыта прогрохотали по мосту, затем по мощеному двору крепости. Конюх взял под уздцы коня графа, тот спешился, велев своим спутникам сделать то же самое. Кожаной перчаткой он отряхнул с поножей дорожную пыль. К нему немедленно подошел командир стражи, но шумные разговоры графской свиты заглушили его голос. Граф Барселонский снял шлем и передал его оруженосцу, откинул капюшон кольчуги, скрывающий лицо, и обратил взгляд на командира стражи.
— Простите, я вас слушаю.
— Приветствую вас, граф, от имени моего сеньора и покорнейше прошу следовать за мной. Я провожу вас к управляющему, и он должным образом о вас позаботится.
— Позаботьтесь о том, чтобы разместили моих людей и лошадей и снабдили их всем необходимым.
— Все будет сделано, сеньор, — подобострастно заверил тот. — Гостеприимство — главная добродетель Тулузского дома.
Граф Барселонский направился вслед за стражником вместе со своим оруженосцем, которому передал меч и щит в знак особого доверия и уважения к хозяину дома — неизменный ритуал в тех случаях, когда аристократ посещал своего родственника или другого дворянина соответствующего статуса.
Тулузский замок выглядел скорее дворцом, нежели крепостью. Его архитектура отличалась настоящим благородством: и каменная резьба балконов, и изысканность оконных переплетов, и богатое убранство парадных покоев — все говорило об утонченном вкусе владельцев замка, так непохожего на грубые и мрачные крепости Барселоны, Жироны и Осоны, чьим главным достоинством была неприступность, учитывая близость воинственных исламских соседей. Командир стражи остановился возле караульных и представил им гостя, те расступились, и они проследовали дальше. Наконец, они добрались до высокой дубовой двери с искусной резьбой — умелые руки неизвестного мастера вырезали на ней герб дома Тулузы. По обе стороны стояли часовые с алебардами в правой руке и щитами в левой. При виде командира стражи они сделали шаг вперед в ожидании приказа.
— Известите камергера о прибытии высокого гостя, — распорядился тот.
Первый стражник покинул свой пост и приоткрыл смотровое окошко двери. Затем произнес несколько слов, после чего снова его закрыл и повернулся к командиру:
— Я сообщил о вашем прибытии. Будьте любезны немного подождать.
Едва он успел произнести эти слова, как дверь снова открылась, и в ней показалась лысая голова Робера де Суриньяна, первого советника графа Понса Тулузского.
— Добро пожаловать, сеньор. Граф Понс Тулузский и графиня Альмодис де ла Марш ждут вас.
Камергер трижды ударил жезлом об пол и провозгласил имя высокого гостя:
— Господа, Рамон Беренгер I, граф Барселоны, Жироны и Осоны, просит аудиенции.
Гость шагнул вперед, войдя под своды тронного зала.
Зал был поистине великолепен. Граф Барселонский мог поклясться, что в жизни не встречал ничего подобного. Это было длинное высокое помещение с шестью оконными сводами, завешенными гобеленами, чтобы сохранять тепло от двух больших каминов, в которых горели громадные стволы. Стены украшали щиты с гербами, а между ними горели массивные факелы. Но особенное графа поразили полированная металлическая поверхность подставок под факелы, от которой вокруг рассыпались бесконечные отблески.
И в довершение ко всему с высокого потолка свисали на мощных тросах три позолоченные люстры в форме короны, какие носили Каролинги, уставленные по всему периметру множеством свечей. При помощи особых блоков эти тросы могли менять длину, чтобы опускать и поднимать люстры. Это облегчало их чистку, замену свечей и в то же время сохраняло чистоту воздуха в помещении. В глубине зала на двух тронах под золоченым балдахином его ожидали граф и графиня Тулузские.
Четким размеренным шагом Рамон направился к ним, непринужденный и при этом учтивый. Но стоило ему приблизиться к трону, как все великолепие зала, камины, гобелены, сверкающие люстры и даже величие его хозяина разом померкли, едва он взглянул на графиню Альмодис. Рамон благоговейно преклонил перед ней колени. Роскошный наряд из золотой парчи подчеркивал рыжие волосы графини и загадочный взгляд зеленых глаз, а глубокий вырез, отороченный кружевами, открывал ложбинку между полными грудями, оказавшуюся прямо перед глазами графа, и с этой минуты Рамон больше не видел ничего другого.
Графиня приворожила его, чувственный ореол ее чар ощущал каждый, кто оказывался с ней рядом.
По знаку Понса Тулузского граф Рамон Беренгер поднялся с колена и сел в кресло напротив супружеской четы.
— Добро пожаловать, граф, под этот скромный кров, где всегда рады видеть сыновей вашего отца, — учтиво произнес хозяин замка. — Как поживают ваши братья Санчо, Гильермо и Бернард?
— Санчо — приор в монастыре святого Бенедикта. Что же касается Гильермо и Бернарда, сыновей второй жены моего отца, доньи Гизелы де Льюса, к которым я также привязан, то они еще не женаты. Еще слишком молоды.
После этого ритуального обмена любезностями они перешли к истинной цели приезда Рамона.
— Как я понимаю, вы совершили долгое путешествие по Леванту?
— Да, это так. Я должен был установить деловые отношения с Византией, а также с Иерусалимом. После завершения моей поездки в Святую Землю Папа попросил меня завернуть в Рим и подробно рассказать ему, как обстоят дела на Востоке. Он считает, что владетели тех земель, которым, как и нам, приходится сражаться с воинами ислама, должны знать, как никто другой, намерения и тактику неверных. Поэтому и попросил совета у моей скромной персоны.