Я помню как всё начиналось
Шрифт:
Да, такого я даже не подозревал.
– Как крепить брус будешь для выемки? У меня верстак без зажимов.
– С этим нет проблем. Дядька Степан тиски во дворе на постаменте забетонировал. В них и брусок закреплю.
– Добро. Только когда крепить будешь, между своим изделием и губками тисков, фанерку подложи, а не то отпечатаются они на твоей колыбельки. Некрасиво будет. Поверь, девочка твоя не обрадуется.
– Какая девочка?
– Да не уж-то ты себе игрушку мастеришь?
И хитро так подмигивает, широко улыбаясь. Ах дед. Ничего не выспрашивает, просто констатирует
– А что есть для кого?
– Да старухи тут на лавочке судачат. Мол пока бабы рядятся чьей девке поперёд начинать знакомиться да, когда и как. И чтоб девка их понимала, для чего. Рано говорят ещё. Разумения не хватает. Ни у тебя, ни у них. А тут одна лапку то и наложила. Да отец её приходил к вам сговариваться. И всё там ладком сложилось.
Я сначала опешил от такого заявления. Это по селу слух пошёл, что родичи уже сговорились о нашей свадьбе. Вот сарафанное радио. А нечего было у всей молодёжи на виду под ручку вышагивать. Да ещё Аленка, когда уходила, специально для девчонок громко сказала про следующую встречу. Понимай свидание. Вот же ушлый народ.
А чего я собственно расстраиваюсь? Да пусть тешатся. Языки без костей. Я улыбнулся, а потом и засмеялся.
– Ой не могу! Сговариваться говоришь приходил? Да он просто потерял её. А девчонки показали, куда пошла. Ой деревня.
– Не деревня, а село, понимать надо. Не скажи тут кому, что деревенские они, обидятся.
– Да мне всё едино. Я же городской. Пусть тут сватают кого хотят и за кого хотят. Я же уеду. Может только следующим летом появлюсь.
– Вот это им и нравится.
– Почему это может нравиться?
– Так девку, которую сосватают, ты же потом в город увезёшь. И им хорошо и ей в городе лучше будет. Твои родители с этого села. Про то всем известно. Вот и хотят пристроить.
С этой стороны я этот вопрос не рассматривал. Да не помню, чтоб ко мне здесь кто подкатывал. Я, вроде как, после 8 класса и появляться перестал. Похоже в той моей жизни, это как-то мимо меня прошло. Или возможно всё изменилось. Ведь я совсем другой сейчас. Вести себя собираюсь по-другому и добиваться совсем другого. Точно, всё меняется. Прабабушки на свадьбе тогда не было, а сейчас есть. И что делать?
– Эй! Валёк! Чего замер? Спужался что ли?
– Да нет, деда. Вот думаю, чем потом обработать свою поделку.
– Так олифой дереву в самый раз будет.
– Олифа сохнет долго. Мне бы что побыстрее.
– Побыстрее говоришь. Быстрее это не значит хорошо. Ну да ладно, не на века делаешь. Есть у меня там нитролак. Отолью тебе в баночку. Ещё что?
– Да вроде всё.
– Тогда подай мне мою ногу и пойдём.
Прицепив деревяшку к культе, Иван Корнеевич отвёл меня в свой сарай и набрав необходимое я отправился домой.
Как-то известием о матримониальных планах в мою сторону, меня немного пришибли. Всё я посмеивался над этими порядками, а как самого коснулось, так и невесело стало. В воспоминаниях о взрослой жизни, я женился только в 33 года. Думал и здесь мне тоже светит.
Блин. А чего я зациклился? Мне всего 6 лет. Какие там матримониальные планы. Я же собрался перевернуть свою жизнь. Собрался прожить её по-другому.
О, наслажденье, скользить по краю,
Замрите, ангелы, смотрите: я играю,
Настроение сразу пошло вверх.
– Что же? Вы хочете игр? Их есть у меня!
– Чего там у тебя есть?
Я что это вслух сказал? Упс. Я уже вошёл в свой двор и передо мной бабушка.
– Вот бесёнок. С утра уже умотал куда-то. И гамуза какого-то притащил.
– Этот гамуз, всем гамузам гамуз. Бабушка, я очень сильно тебя люблю.
– Любит он. Давай руки мой да за стол. Уже все позавтракали, один ты остался.
Тут уже деваться некуда.
После завтрака я занялся трудовым творчеством. По началу получалось тяжело. Как работать инструментом я знал и вроде как умел. Только вот руки эти не особо приспособлены были. Выходит, мне ещё тело развивать надо. Этот момент я пока упустил.
Но вот я стал приноравливаться и дело пошло веселее. Увлёкшись я не заметил, как стал лучше ощущать дерево. Направления его волокон, места напряжений. Брусок стал послушен, как пластилин в руках скульптора. Это действо меня захватило, и я перестал замечать окружение.
Очнулся, когда в моих руках оказалась достаточно изящная конструкция. Стенки были весьма тонкими. Торцевые были длиннее, полукруглыми внизу и с отверстиями в виде сердечек. Всё достаточно просто, но при этом было что-то завораживающее. Не сразу заметил. Оказалось, волокна дерева очень плавно переходили друг в друга не имея обрывов. Все края были скруглёнными, а поверхность совершенно гладкая. Э-э. Я же забыл наждачную бумагу приготовить, для удаления заусенцев и сколов. А тут ничего и не надо. Остался вопрос. Стоит ли это покрывать лаком? Ощущение, что это сделано не руками человека, а так выросло. Мдя. Рука непроизвольно почесала затылок.
– Что-то не так?
Я обернулся. Так как тиски стояли не далеко от качелей, то у меня, оказывается были зрители. На кресле сидела прабабушка и улыбалась, а на качелях была Людмила, но не качалась, а обняв трос, изумлённо уставилась на меня.
– Почему вы так решили?
– Ты остановился. Вот и показалось, что что-то не так.
– Да вот думаю, что дальше делать.
Людмила подскочила и выхватила колыбельку.
– Баб, ты только посмотри какие линии, да это…
– Я прекрасно видела, что это. Я ещё не слепая и видела, как это произрастало.
Тут уже не понял я.
– В смысле произрастало?
– А ты посмотри, сколько у тебя отходов и сравни размеры заготовки с размерами результата, – хитро улыбнулась баба Марья.
Я огляделся. Ну да, намусорил немного, так я уберусь. Постой немного. Действительно немного. Это только те стружки, что я получил в начале. Да и колыбелька получилась подлиннее бруска, вон и стенки повыше, чем могла позволить толщина бруска. Это как? Это же противоречит законам физики. Дерево не является пластичным материалом, когда срублено. Оно пластично пока живое, пока растёт. Вот о чём говорит прабабушка. Оно было живым в моих руках, оно росло. Нет, не росло. Его больше не стало. Оно просто было живым и подчинялось моим желаниям, моей воле.