Я помню Паллахакси
Шрифт:
– Не думаю, что Уэйли позволит мне остаться после того, как я расквасил нос его сыну.
– Уэйли у тебя в долгу. Ты сделал то, на что у него самого не хватает силы. Скажу тебе честно, Харди, Кафф совсем отбился от рук. Уэйли наш законный предводитель, мы все его уважаем, но он калека, а Кафф задира и грубиян. И то, что произошло, было почти неизбежным… Недавно мы узнали, что Кафф по большей части сам изобретает инструкции, которые передаёт нам от имени отца, когда тот не в силах подняться с постели. Все возмутились, разумеется! Ни один наглый юнец не имеет права указывать рыбакам, что надо делать. Однако Уэйли встал на сторону сына, наверняка под давлением…
– По-моему, Уэйли проявил тёплые чувства к сыну, когда мы с отцом участвовали в переговорах.
Крейн невесело усмехнулся.
– Я слышал, что Бруно шарахнул наглеца о стену. Это способствует пробуждению отцовских инстинктов, не так ли?
– Иам, должно быть, снова попросит о помощи в этом году, – сказал я.
– При нынешнем положении дел они ничего не получат. Тем более без твоего отца! Бруно мог шутя обвести Лонессу вокруг мизинца, но Станс оказывает на неё совершенно противоположное воздействие.
Крейн был весьма дружелюбен, и пока мы отделяли от лодки киль, чтобы подготовить её к груму, я рассказал ему о событиях, вынудивших меня искать убежища в Носсе.
– Нет, парень, – покачал он головой в ответ на мой финальный вопрос. – Твоего дядю я в тот день не встречал. Я видел тебя на лодке с Чарой, но больше никого из посторонних.
Мы продолжали работать, но я то и дело поглядывал на дорогу в надежде увидеть Чару.
– Думаю, она сегодня не придёт, – сказал наконец Крейн.
– Да? – откликнулся я по возможности небрежно, словно не догадываясь, о ком идёт речь, и усердно занялся колышком, который никак не хотел выниматься.
– Лонесса найдёт способ задержать Чару, если я знаю Лонессу. – Он мрачно усмехнулся. – А я знаю её слишком хорошо.
– Как же быть? – спросил я, оставив притворство.
Он задумался, выбивая последний колышек. Мы аккуратно отделили тяжёлый киль от лодки, положили его на песок и пошли ополоснуть руки в море. Огромная белая птица спланировала низко над водой, высматривая добычу. Это был груммет, первый предвестник грума.
Крейн нарушил молчание.
– У меня три дочери, – сказал он наконец. – И все от разных женщин. Я хотел передать свою память, но мне дважды не повезло, и Лонесса стала моей последней надеждой. Она была настоящей красавицей! Впрочем, она и сейчас хороша. – Он коротко усмехнулся. – Говорят, что ребёнок получает пол от того из родителей, кто сильнее. И я, старый полудурок, понадеялся, что Лонесса родит мне сына? Ха! Так появилась Чара, и я возненавидел её за то, что она не мальчик. Но когда Чара подросла, оказалось, что эта девочка совсем не такая, как другие дети из женской деревни. Она начала навещать меня, а я, в конце концов, стал брать её с собой на рыбалку. – Он вдруг разве селился, припомнив забавное. – Как-то Чара заявила, что если и есть занятие скучнее, чем наблюдение за ростом посевов, так это необходимость следить за тем, как сушится рыба!
– Значит, Чара с Лонессой не слишком ладят?
– Во многих отношениях у них все нормально, но Лонесса привыкла командовать, а Чара не любит подчиняться. Вот тебе мой ответ! Моя дочь всегда найдёт возможность увидеться с тобой, если только захочет.
Чара нашла эту возможность после полудня.
Всё утро я помогал Крейну и другим рыбакам, а потом мы устроили перерыв, чтобы слегка перекусить копчёной рыбой. Все мы оживлённо болтали, и я подумал, что мне, по-видимому, удастся поладить с народом Носса, как вдруг на нас вихрем налетела Лонесса, всклокоченная и яростно сверкающая глазами.
– Кто из вас видел
Она с подозрением оглядела перевёрнутые лодки, словно бы ожидая увидеть, что из-под какой-то торчит нога её дочери. Мы все изобразили молчаливое недоумение.
– Держись от неё подальше, Харди! У Чары высокое положение в обществе, и я не позволю ей якшаться с земляным червяком!
Она сердито зашагала прочь, а я так и не успел придумать, что бы сказать в ответ. Увы, не только Кафф был моим врагом в Носсе…
Едва Лонесса пропала из виду, как из-за небольшого мыска вывернула лодка под парусом и через полминуты уткнулась носом в песок.
– Эй, Харди!
Я залез в лодку.
– Твоя мать только что ушла.
– Ну и Ракс с нею! Кто-то донёс, что я вчера была с тобой, и она взбеленилась. Не хочу говорить об этом. Следующей предводительницей Носса стану я, и значит, могу делать всё, что пожелаю. А сегодня особенный день, и у меня есть желание подняться с тобой на утёсы.
Мы вытащили лодку на берег у каменной пристани и поднялись наверх по тропе, ведущей через священный лес. Мы совсем запыхались, когда добрались до каменистой площадки на оконечности высокого мыса.
– Вот! – сказала Чара счастливым голосом. – Теперь смотри!
И я увидел далеко внизу, под обрывом, песчаную отмель, бледно просвечивающую сквозь голубую рябь эстуария. За отмелью до самого горизонта простиралось одно лишь море, необъятное и таинственное, и где-то там, в невероятной дали, за краем света, лежала Аста – наш второй континент. Лишь горстка крошечных парусников бороздила морскую пустыню, и все они, не без веской причины, стремились к одной точке берега – в Носс.
Я увидел, как от берега и до горизонта по морю неспешно поползла молочная полоса грума. Над нею с криками парили, кружили и камнем падали вниз огромные белые птицы – грумметы, хватая рыбу и прочую живность, вытесненную на поверхность плотной водой. Хищники-груммеры тоже не заставят себя ждать, жадно пожирая все живое, но, к счастью, они движутся вслед за фронтом грума, и море через несколько дней снова будет безопасным для рыбаков.
– Разве это не чудо? – восхищённо воскликнула Чара. – Я вижу грум каждый год и всё равно не могу привыкнуть! Ты знаешь, что эти птицы, следуя за грумом, совершают кругосветное путешествие? И так год за годом, и круг за кругом, пока сердце не остановится на лету! Пара грумметов раз в году откладывает яйцо на поверхности плотной воды, и каждый день они срыгивают на него рыбу, и сверху по белому пятну видят, где оно находится.
– А откуда им знать, что это не чужое яйцо?
– Мы считаем, по запаху. У каждой птицы немного иной запах отрыжки. Сперва птенец проклёвывает дыру в скорлупе, высовывает голову и питается отрыжкой родителей. О Ракс! Должно быть, у них очень крепкие желудки. А когда птенец окрепнет, он разламывает яйцо и плавает на поверхности грума, пока не выучится летать.
– Но волны утопят яйцо, если в нём пробита дыра?..
Она снисходительно улыбнулась:
– При груме море не волнуется, дурачок!
Чара была на своей территории, и здесь я не мог с ней тягаться. Я знал лишь один способ выровнять ситуацию, поэтому я схватил её в охапку и крепко поцеловал.
– Ах! – сказала она, когда смогла говорить. – Это было прекрасно. Ты собираешься делать это всякий раз, когда я покажусь тебе слишком умной? Тогда я расскажу тебе о наездниках грума, об этих жутких, кошмарных созданиях!