Я помню всё
Шрифт:
Собеседник поправил воротник рубашки и снова завёл руки за спину.
– Навещаю дедушку.
– Как он?
– Уже лучше. Врачи говорят, что ещё недельку здесь полежит, а потом я смогу забрать его домой. Он уже и сам туда рвётся, но я всеми силами отговаривают, поэтому приходится часто сюда наведываться.
– Что ж, наверно, ты и сейчас идёшь к нему?
– Нет, уже ухожу, – молодой человек улыбнулся.
– А, – только и произнесла я. Стало почему-то грустно. – Тогда, пожалуй, я пойду в палату. Усталость навалилась, да ещё и солнце такое нещадное, что хочется поскорее спрятаться в тень.
–
Создалось впечатление, в его голосе я услышала надежду, отчего необъяснимо полегчало. И почему вдруг я начала так реагировать на малознакомого парня? Ведь я его имени даже не знаю!
– Э-э, – что-то в голове замкнуло, – да, стараюсь каждый день. Если что, можем встретиться.
Широкая улыбка. Идеальные белые зубы. Едва заметная ямочка с левой стороны. Хоть стой, хоть падай. Моё бедное сердце пропустило удар. Да что же такое! На щеках явно проступил румянец, потому что лицо горело огнём.
– Тогда пока – он сделал шаг назад.
– Тогда пока, – кивнула я, но спохватилась: – А как тебя зовут-то?
– Кир.
Вау, вот это имечко! Парень точно не из этого мира.
– А я…
– Саша. Да, я знаю.
Он подарил ещё одну лучезарную улыбку и зашагал прочь, направляясь к выходу. Я осталась в лёгком недоумении и облегчении глядеть ему вслед, словно гипнотизировала спину, надеясь, что он развернётся. Но нет, Кир шагал уверенно и целенаправленно. И тут я почувствовала, как внутри зарождалось кое-что ещё: такое липкое, приставучее и необъяснимое. Отмахнулась от этого странного чувства и тоже зашагала прочь.
На подходе к крыльцу больницы я заметила столпотворение. Мужчины и женщины крутились вокруг входа, кого-то высматривая и переговариваясь между собой. Я нахмурилась. Некоторые держали камеры на плече, а в нескольких метрах напротив них стояли девушки, держа в руках микрофон и что-то произнося. Во горле образовался ком, подступил страх, ведь догадаться, кто были все эти люди, труда не составляло – журналисты, репортёры, слетевшиеся как коршуны на добычу. Они все наверняка пришли по мою душу.
Паника. В душе разрасталась паника с каждым сделанным мной шагом. Конечно, всё могло оказаться не так, как я представляла: в больнице лежит какая-нибудь знаменитость, пожелавшая анонимности, но более глазастый персонал смолчать не смог. И вот сейчас жаждущие акулы пера и телевидения стояли здесь в надежде заполучить эксклюзив.
– Абсурд какой-то, – вырвалось у меня.
Мысль на короткое время подарила спокойствие, и я смогла нормально дышать. Сердце ещё колотилось, но ком в горле растворился. Что ж, как бы то ни было, я должна прошмыгнуть внутрь незамеченной.
Журналисты продолжали покорно ждать. Посетители и пациенты с интересом разглядывали гостей, будто к ним снизошла звезда мирового масштаба. Две девочки-подростка даже сфотографировались на фоне телевизионной машины. Если бы не нервное напряжение, я бы улыбнулась, но пока только осторожно наблюдала со стороны.
Отличным вариантом был чёрный вход. Было бы ещё лучше, если я знала, где он находится, поэтому этот вариант отпал сразу. Забраться на пятый этаж через окно – тоже. Всё-таки я не
Я рискнула и медленно двинулась в нужном направлении. С каждым новым шагом сердце колотилось всё быстрее и быстрее, даже ладони вспотели. На работников СМИ я старалась не смотреть, чтобы не привлекать лишнее внимание. Опустила взгляд на тапочки, лицо чуть прикрыли волосы, которые я оставила распущенными.
Разговоры становились громче.
– Ты уверен, что она лежит именно здесь? – послышался недовольный женский голос.
Точно не обо мне. Почти расслабилась.
– После аварии её привезли сюда, – раздался в ответ мужской.
Снова напряглась. Нет, всё-таки обо мне. Да когда же это закончится! Я что, похожа на экспонат в музее или пришельца? Почему ко мне такое пристальное внимание?
Откуда-то стороны долетал другой разговор:
– Знаешь, первым делом нужно было поговорить с её лечащим врачом. Он рассказал бы нам больше. Где он?
– На операции, Лида. Она будет идти ещё часа два.
– Агрх, и чего наш редактор так помешался на этой Саше?
Теперь сомнений не оставалось. Желудок сразу ухнул вниз, к ногам. Всё это время пишущие корреспонденты и телевизионщики стояли здесь, чтобы заполучить эксклюзивное интервью со мной. Мне стало так неприятно, так отвратительно, что я ускорила шаг, наплевав на осторожность. И, кажется, зря.
– Ой, а это разве не она?
– Точно!
– Саша, Саша, постойте, дайте нам пару комментариев!
– Ян, быстрее, снимай её, снимай.
– Саша, скажите, пожалуйста, что вы думаете об аварии?
– Тогда так резко прекратился дождь. Вы знаете об этом?
Меня окружили. Я ускорила шаг и попыталась сбежать, но журналисты налетели как тигры, и я не сдвинулась. Со всех сторон камеры, вспышки, телефоны, микрофоны, вопросы, вопросы, вопросы… Паника уже душила меня. Я не могла контролировать собственное тело, а разум приказывал убегать, уносить ноги. Я не двигалась точно заворожённая. Мне тыкали в лицо микрофонами, а я лишь глядела на это. Страшно, противно, непонятно… Грудь вздымалась и опускалась. В ушах звенело из-за ужасной какофонии. Я хотела убежать! Мне всё это не нравилось! Я не хотела всего этого! За что? Что им всем от меня нужно!? Уйдите! Уйдите! Хватит! Перестаньте!
Дышать становилось всё труднее. Ужас и смятение сковали лёгкие, не пропуская воздух. Нужно больше пространства! Но журналисты только плотнее сжимали круг. Меня начало трясти. Я зажала руками уши, чтобы хоть чуть-чуть сбавить звон. Не помогало. Казалось, в меня въелось происходящее. Уйдите, прошу, уйдите! Закружилась голова, а, может, мир начал вращаться. Солнце превратилось в слепящий до рези в глазах шар. Плохо, душно, жутко. За что?..
Я не помнила, когда всё закончилось. Когда звуки и пространство слились воедино, превратившись в тёмный коридор, но стало хорошо и легко, так что я не сопротивлялась и отдалась безмятежной тьме.