Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах
Шрифт:
Но этому государству уже сорок лет. Каждое государство существует в определенной политической обстановке. Вы такими же аргументами убеждали своих друзей-сионистов в 1939 году?
Тогда я таких аргументов не знал, сейчас у меня иной опыт. Но по сути ведь мало что изменилось. В Польше проживало три с половиной миллиона евреев, три миллиона из них хотели здесь жить, работать, зарабатывать, а сорок или пятьдесят тысяч были мистиками, рвались ехать в Израиль. Сионизм отрицал диаспору. Это было маргинальное политическое движение. Они должны были оставаться маргиналами из-за своей непрактичности, иных шансов у них не существовало. Сами посудите: пятьдесят тысяч евреев – капля в море. Компания религиозных мистиков и националистов. После войны еврейская религиозность и мистицизм напрочь перестали существовать. Во время войны исчезло все – религиозность, мистицизм, вера. Бог от них отвернулся, и они отвернулись от Бога. Сказали
Что было в гетто наиболее значимым?
Ничего! Ничего! Не говорите ерунды! Вам кажется, что там все было как в фильмах, как в кино показывают…
Вы что-нибудь помните о хасидах в гетто? Они там были?
Да, конечно, их было очень много, но после 1941 года все исчезли. Единственное общественное движение, которое не оставило по себе никаких следов, только открытые молельни. Эти набожные евреи бросили в них все свои святые книги – и ушли. В 1939-м я жил на Дзельной, а напротив собирались хасиды, которые называли себя тойт хасидим [14] . Все с востока, их ребе умер, а они были его последователями. Упрямая жизнерадостная украинская мистическая группа. А через три месяца их уже не было, всё бросили – и ничего больше не существовало. Все, что уцелело из еврейских ценностей, немцы вытащили из сожженных домов и увезли в Прагу [15] . Хасидское движение исчезло и больше не вернулось. Господь Бог их обманул. Ни за что наказал. А они за это отвернулись от Бога: сбрили бороды, сняли лапсердаки, ушли из своих молелен. Сейчас о таком в Польше даже сказать страшно из-за политического католичества, которое тут выросло: сегодня каждый у нас верит в Бога, лишь бы только красным насолить. Люди ходят в костел, делают вид, но, между нами говоря, Польша никогда не была особо верующей. Костел всегда был политизирован, всегда с государством. Такой же, политической, была и еврейская религия. Если Господь Бог сейчас отвернется от поляков, если тут, в костелах, начнут в расход пускать – не просто палками бить, это мелочи, а так чтобы тысячи церковных людей в газовые камеры отправить, сами увидите – костелы тут же опустеют, только хоругви станутся. В гетто именно так было. Ушла религия…
14
Мертвые хасиды (идиш) – последователи ребе Нахмана из Брацлава (1772–1810), которые после смерти цадика не выбрали его преемника. Брацлавские хасиды жили в гетто на ул. Новолипки.
15
В годы Второй мировой войны немцы вывезли в Прагу ценности, отнятые у евреев Чехии и других оккупированных стран, в том числе примерно 5400 предметов религиозного назначения, 24 500 религиозных книг, 6000 произведений искусства, представляющих историческую ценность. По требованию оккупантов описание их было поручено группе еврейских ученых. Эти коллекции предполагалось после войны использовать в так называемом Центральном музее исчезнувшей еврейской расы. В настоящее время часть из них представлена в собрании Еврейского музея в Праге.
Все эти россказни, мол, когда началось восстание, евреи молились, – не более чем красивые литературные байки. Тогда ведь убивали людей ни за что. Идешь по улице, неважно, какие у тебя волосы – черные, седые, все равно стреляют. Ну как такой человек может верить в Бога? Он же ничего плохого не сделал, может, хотел этому немцу ботинки почистить или еще чем услужить, наклонился, а тот его застрелил. А вы что? Если Христос скажет убить двадцать миллионов поляков, разве все поляки будут в него верить?
Да, но ведь существует какая-то правда?
Правда в том, что меньше людей должно жить на свете.
Я имею в виду высшую правду, иерархию ценностей. Определенные ценности, которые вовсе необязательно – вы правы – должна представлять Церковь.
Конечно. Эти ценности определяют совсем другие люди, те, кто знают, кого надо бить. А бить, на самом деле, надо и справа и слева, все тоталитарное. Тоталитаризм убивает совершенно так же, как Ярузельский, как Сталин и Гитлер. Почему негры смогли добиться равноправия? Не потому, что Лютер Кинг ходил с распростертыми объятиями, а потому, что «Черные пантеры» [16] начали жечь города. Человек не ангел.
16
Партия «Черных пантер» действовала в США в 1960–1970-х гг. XX века. «Черные пантеры» защищали афроамериканцев и добивались их равноправия. Партия перестала существовать из-за постоянных преследований
Но это не значит, что он бес.
Разумеется, не значит. Люди, как львы в прайде, которые вышвыривают самых слабых, чтобы шакалы пожрали эту ненужную мелочь. Люди такие же, нет никакой разницы. Это филогенетическое.
И все же бывают ситуации, когда человек пересиливает страх.
Бывают, но от голодного, опухшего человека нечего ждать мудрости, он не способен мыслить.
А Корчак? А Кольбе? [17]
17
Максимилиан Мария Кольбе (в миру Раймунд Кольбе, 1894–1941) – католический священник, францисканец, канонизированный в 1982 г. Основатель и главный редактор нескольких католических изданий, в том числе журнала «Рыцарь Непорочной» (Rycerz Niepokalanej), известного своими антисемитскими текстами. В 1941 г. его отправили в Аушвиц, где он согласился пойти на смерть вместо одного из приговоренных соузников.
Ограждение гетто
Я знаю десятка два девушек, молодых, симпатичных, здоровых, которые поступили точно так же и даже гораздо красивей, чем Корчак. Но у него было имя, он писал книги и тому подобное.
Значит, такая установка все-таки возможна?
Нет! Это была вынужденная ситуация. Поступки этих двоих, которые стали символами, совсем не то, чем представляются.
Понятно, что Корчак и Кольбе были не единственными… Вы говорили о двадцати девушках…
Не было такой установки.
А что было?
Долг.
Долг – тоже следствие из определенных установок.
Материнский долг – это скорее инстинкт. Вот показывают в кино, как матери отпихивали в Освенциме детей, чтобы спастись самим. Очевидно, что такое случалось. Но в девяноста девяти процентах матери шли за детьми, а дочери – за матерями. Вы пытаетесь навязать тем временам современную этику.
Ни в коем случае. Но мы считаем, что тогда тоже была какая-то этика, и хотим ее понять.
Была, но совсем иная.
Хорошо, какая? Не только инстинкт.
Разумеется, инстинкт, и только он. Убить того, кто тебя убивает, – вот и вся этика. Убить – и ничего больше.
Да, но до восстания, наверное, было иначе…
Чушь говоришь. Какое там «до восстания»! Возможности надо учитывать.
Вы хотите сказать, что все думали только об одном – как бы убить?
Конечно. Оставалось найти возможность, убить – дело нехитрое, главное, знать чем, как и когда. К тому же надо было понимать, что, если я, например, прикончу тебя, за это не убьют девять тысяч безоружных. Надо было, кроме прочего, действовать ответственно.
Но давайте вернемся назад. Вот началась война. Вы уже тогда понимали, что Холокост неминуем?
В 1939 году еще нет, а после 1941-го понимал.
Как складывалась ваша жизнь после начала войны?
Ничего особенного в ней не было.
Вы поддерживали связь с Бундом?
Конечно.
Расскажите, как это в те годы происходило?
Практика в данном случае не столь существенна. В 1939 году никому в голову прийти не могло, что в Польше уничтожат три с половиной миллиона евреев.
Да, но ведь уже шли разговоры о Хрустальной ночи в Третьем рейхе, о том, что случилось с евреями в Збоншине [18] …
18
Збоншин – местечко в Великопольском воеводстве, находившееся неподалеку от межвоенной польско-немецкой границы. В ноябре 1938 г. немцы принудительно выселили туда живших в Германии польских евреев. Беженцы скопились на границе, часть из них польские власти отправили в пересыльные лагеря, устроенные в збоншинских казармах. Вынужденные переселенцы из Германии оказались «лицами без паспортов», поскольку специальным законом, принятым в том же году, польские власти лишили их гражданства.