Я – Распутин
Шрифт:
Почти в половину двенадцатого Дрюня поставил пролетку у ресторана, слез с козел и принялся ковыряться с постромками, поглядывая по сторонам. Место было тихое, немноголюдное, не сравнить с соседним Вознесенским проспектом. Кое-какое шевеление было только у дверей портерной лавки, да шедший в сторону канала крестьянин с длинными распущенными волосами ожег Дрюню пронзительным взглядом.
Дрюня поежился, поглядел ему вслед и только сейчас заметил, что тот был не один, рядом шагал широкоплечий мужик с мрачным лицом. А крестьянин
И сразу за ним из-за угла показалась карета с охраной.
Показалась, проехала перекресток с переулком и не успела скрыться за другим углом, как грохнул первый взрыв.
Дрюня подскочил и только инстинктивно успел схватить поводья и придержать захрапевшую лошадь.
Вдоль канала валил дым и сыпались стекла, страшно кричал бившийся на земле конь.
Застучали первые выстрелы.
И второй взрыв, аж земля вздрогнула!
Упала вывеска портерной, трех жандармов сбросило с седла, лошади поднялись на дыбы.
В сторону метнулся окровавленный человек.
Выстрелы звучали все чаще, вступила вторая группа товарищей.
Жандармы кое-как отстреливались, один присел за тумбой спиной к Дрюне, в каких-то двух десятках саженей, и Дрюня полез в карман за пистолетом, но вовремя спохватился, что его дело сегодня вовсе не стрелять.
Из портерной выскочили трое, товарищ Мирон на бегу выстрелил в жандарма за тумбой, тот повалился кулем, боевики подскочили к карете, распахнули двери, вытащили баулы и кинулись врассыпную.
Со всех сторон стали слышны крики прохожих и свистки городовых и дворников.
Послышался и троекратный свист Мирона – сигнал на отход.
Мимо Дрюни пронесся Цапля, на ходу закинул баул в пролетку, и тут же из дверей ресторана вышла Труба, повелительно махнула рукой и села в коляску. Дрюня поклонился, бросил постромки, запрыгнул на облучок и тронул.
– Хватай их!
По другой стороне пробежал еще один боевик с баулом, стреляя за спину, ему отвечал городовой, и Дрюня хлестнул лошадь еще раз, обернулся и увидел упавшего в крови Цаплю, которого добивал прикладом набежавший солдат, а офицер стрелял из револьвера в другого боевика.
На канал он свернул мимо убитых и раненых лошадей, пяти неподвижных тел на мостовой и ползущих к дому жандарма и боевика.
За обоими тянулся широкий кровавый след.
– Держи! Лови!
На мостике косматый мужик и его спутник обхватили каждый по боевику и выламывали им руки – одному с пистолетом, второму с баулом.
Последним он увидел товарища Мирона с поднятой рукой, из которой выпадал пистолет.
Свистнули запоздалые пули, за поворотом, в переулке, бухнул еще один взрыв, но Дрюня уже мчался в сторону от побоища, подгоняя лошадь вожжами, мимо спешащих к центру событий городовых, дворников, солдат…
– Вылезай, Труба, приехали, – грубовато кинул Дрюня за спину, загоняя пролетку во двор мастерской.
Труба сидела, открыв рот с ровными зубками, привалившись к правому бортику, и смотрела в небо широко распахнутыми мертвыми глазами. Тонкая кисть, сжимавшая маленький «браунинг», наполовину вылезла из муфточки.
Дрюня понял, что остался один. Цапля и Мирон погибли, больше связи не было ни с кем. Самое меньшее двоих схватили, и значит, жандармы скоро будет здесь.
Баул.
Тугие пачки красных и синих ассигнаций, пуд или даже полтора…
И за все это заплачено десятком жизней.
Господи, прости!
Дрюню охватило отчаяние, он хотел было добежать до канала и утопить баул, но тогда… тогда все жертвы зря.
В мастерской нашелся драный кожушок, картуз с треснутым козырьком, два рогожных куля через плечо… Дрюня пересыпал пачки, завалил сверху найденной тут же ветошью, переоделся и кинулся в бега.
Через заборы и дворы он выбрался на Садовую, потом на Фонтанку и остановился на углу Дровяной.
Куда идти?
Домой ему точно нельзя. Теперь уже никогда, и Дрюня сглотнул слезу, до конца осознав весь ужас своего положения. Куда же?
Вдали тренькнули колокола Троицкого собора.
Помолиться за убиенных!
И он зашагал на звон.
Со Стольниковым уговорились встретиться на углу Фонарного и Мойки, он собирался разузнать про один дом на Екатерининском канале, а у меня был шоппинг. Придумал я себе одежду, чтоб все вздрагивали, вот и пошел к портным. Адресов мне накидали Ольга и капитан, я выбрал те, что поближе к Фонарному, чтобы зря ноги не бить. Но первые два не понравились – один был на публику побогаче, влезть со скандалом было можно, но что мне это даст?
Второй не понравился из-за слишком ушлого приказчика, а вот третий был что надо. Ателье явно видело лучшие времена, так что за денежного клиента уцепятся и сделают все, как потребую.
– Чего желаете-c? Костюм, пальто, сюртук, визитку? – поклонился хозяин.
Ну точно, даже подмастерьев нет, все сам.
– Нет, то без надобности.
– Видите ли… – замялся портной, – если армяк или поддевку, то это не по моей части, могу порекомендовать…
А он еще и честный малый, совсем хорошо.
– Нет. Смотри.
И я попытался изобразить Нео – длинная гладкая куртка с широкими рукавами, глухая застежка до самого воротника-стойки.
– Довольно необычно, вам такой фасон точно подойдет?
– Ты не спрашивай, ты делай.
Дальше он уточнял про материю, сыпал ничего не говорившими мне названиями – донегол, драп, шевиот, английский габардин, – и, наконец, по моей просьбе принес обрезки шелка. Я перебрал их и ткнул в плотный кусок зеленого цвета.
– Такой, но темно-синий.