Я родом из СОБРа
Шрифт:
– Сашка, ты?! – Аслан не опускал ствол, хотя оклик его напарника по имени служил лучшим паролем.
– Да я, я!
– Давай сюда, я прикрываю! – и Аслан кивнул Алексею, у которого был теперь уже лучший обзор для обстрела места, откуда могла грозить непосредственная опасность. Втроем они быстро осмотрели остальные комнаты (они оказались пусты) и вернулись к Виталику, которому уже оказывали первую помощь.
...Арби тоже проснулся от непонятного ощущения. Вначале он не мог понять, что же разбудило его, затем он сообразил. Он проснулся от ощущения опасности. Он обладал слабо реагирующей на внешние раздражители нервной системой и никогда не просыпался по ночам, ему не снились отрубленные пальцы,
Он проснулся, как от толчка в плечо, и сразу приподнял голову. В комнате рядом с ним спал еще один человек. Еще двое отсутствовали, они были в отъезде. Сна не было совершенно, голова соображала четко и ясно. Спросив у себя: «В чем дело?» – он тут же понял: что-то случилось или должно случиться. Такое же неприятное ощущение, смесь страха и нервного напряжения, первый раз он ощутил еще мальчишкой, когда отказался пойти за ягодами в горы с ровесниками. Тогда он на приглашение трех соседских пацанов сразу же ответил, что у него заболел живот и он не может даже выйти из дому. Почему он так сказал, Арби понять не мог, лишь позже, став старше, он иногда вспоминал это ощущение, сразу сжавшее его душу и заставившее его ответить отказом. Как ни напрягал он свои скудные аналитические способности, объяснить природу этого состояния он не сумел. И не пытался потом этого делать, а просто всегда доверял себе и своим ощущениям. Тогда двоих пацанов смыл в реку сель, и их тела нашли далеко внизу по течению. С тех пор он всегда верил своему внезапному и отчетливому чувству надвигающейся опасности.
Арби бесшумно спустил ноги на пол и взял стоявший рядом автомат. Соседа он будить не стал, вполне справедливо посчитав, что его страхи касаются его одного. У него хватало ума понять, что он не сможет внятно объяснить, почему ему иногда не хочется делать то или иное дело. Его могут просто обсмеять, но сам-то над собой он смеяться не собирался, поэтому он вдел босые ноги в легкие кроссовки, встал и тихо пошел к двери. Он осторожно сдвинул предохранитель автомата и прислушался. Какие-то неясные звуки слышались то ли со двора, то ли с улицы.
Ничего особенного в этом не было, но внутренний голос говорил чеченцу, что происходит что-то нехорошее. Он осторожно потянул на себя дверь, спустился на первый этаж и увидел выходящего во двор Ахмедова. Тот постоял секунду в проеме двери, затем после слабого щипящего щелчка грузно опрокинулся на спину, и в сером свете наступающего утра Арби увидел аккуратную черную дырочку на его толстой безволосой груди. «Снайпер, бесшумка», – мелькнула мысль, и он осторожно попятился назад, в глубь коридора. Он не был шокирован или испуган, он уже был готов к чему-то подобному. Оказывать помощь Ахмедову он не собирался, надо было спасать себя. Кто и зачем напал на их убежище, Арби не интересовало. Об этом можно будет порассуждать потом, если останешься жив. Он сначала было подумал подняться наверх и разбудить остальных, но ноги отказывались повиноваться.
Предчувствие беды с новой силой охватило его, как только он подумал о втором этаже. Тогда Арби начал осторожно продвигаться к запасному выходу из дома, выходившему в огород. Он был уже готов открыть дверь, как вдруг началась война. Дом затрясся от выстрелов, зазвенели разбитые стекла, и в комнатах начали рваться гранаты. Арби не открывал дверь, всем своим существом ощущая, что сейчас за этим выходом наблюдают внимательные и холодные глаза. Он понимал, что после обстрела начнется штурм, и лихорадочно искал варианты спасения. Ему повезло. Чеченец лег на живот и выполз из открытой двери. Если бы он бросился с крыльца в полный рост, то наверняка был бы замечен. Но разросшиеся кусты возле двери скрыли его выдвижение, и бандит спрятался в них, изучая обстановку. Одновременно он поглядывал и в коридор, ожидая появления врага. Когда он увидел спецназовцев, то решил бежать. Оставаться было бы глупо.
Арби послал короткую очередь в появившуюся фигуру в камуфляже, захлопнул дверь и опрометью бросился через кусты к забору, который разделял два участка. Рывок его был внезапен и быстр, он перелетел через двухметровый забор, упал в траву на противоположной стороне, быстро поднялся и, пригибаясь, побежал дальше. Его никто не заметил, в общей суматохе штурма бывает и не такое.
Рядовой Онищенко напряженно вглядывался в небольшую кучку женщин, стоявших недалеко от их БТР. Их было немного, но Сергей по опыту знал, что скоро их станет гораздо больше. Начнутся выкрики типа «Русские, убирайтесь домой!» и «Что вы здесь забыли?». Хорошо, если не забросают камнями, как это было в Атагах. Что характерно, в этих стихийных антирусских сборищах чеченские мужчины никогда не участвовали. То ли они догадывались, что солдаты могут по ним выстрелить, то ли в этот момент их не было дома, но, так или иначе, их нигде не было видно, а иметь дело с толпой разъяренных женщин было малоприятным событием.
«Ну ничего, переживем», – подумал Сергей, поправляя ремень автомата. Он знал только одну вещь: надо выполнять все приказы своего лейтенанта, и, может быть, тогда останешься жив. Надо будет снести огнем тяжелого пулемета всех этих людей – солдаты не задумаются ни на секунду, они понимают, что уговорами и словами на чеченцев не подействуешь и, когда пойдет речь о сохранении собственной жизни, их ничто не сможет остановить.
Когда начался обстрел бандитского дома, толпа шарахнулась назад, но затем, поняв, что стреляют не по ним, снова придвинулась ближе. Бронетранспортеры стояли в пределах видимости друг друга, окружая дом с трех сторон. Брать в полное кольцо жилище бандитов не имело смысла, так как можно было попасть под свою же случайную пулю. Еще раньше лейтенант Сиваков забрался на башню БТР и, стоя там, обратился к собравшимся с кратким разъяснением:
– В вашем селе проводится спецоперация по уничтожению бандитов! Пересекать эту линию, где мы стоим, запрещено! Любой, кто попытается перейти ее, будет рассматриваться как пособник бандитов и будет убит! Все меня хорошо слышат?
Молчание было ему ответом, и тогда Сиваков, убежденный в том, что и с первого раза его хорошо поняли, повторил свои слова. Женщины пока молчали, рассматривая этого решительного русского. Они понимали, что он способен осуществить свою угрозу.
– Я там живу! – Из толпы выдвинулась молодая стройная чеченка в платке и темной юбке ниже колен.
Лейтенант быстро осмотрел ее. «Лет двадцать—двадцать пять и красивая какая, зараза... – с сожалением подумал он. – Какие все-таки хорошенькие среди них встречаются, надо же...» Девушка тоже обратила внимание на офицера. Она отметила, что он был хорош собой, строен и подтянут, и еще ему очень шла военная форма. «Хорош русский, выглядит как мужчина», – мелькнула у нее мысль, и она тут же отогнала ее.
– Я хочу туда пройти, там мой дом! – громко крикнула она и махнула рукой перед собой.
– Ты, красивая, пришла с другой стороны, так что не ври мне, – ухмыльнулся лейтенант, разглядывая ее.
– Там живет мой брат, мне надо к нему пройти! – не унималась девушка. В ее голосе слышалось раздражение и злость. Симпатичный русский исчез, с ней разговаривал оккупант ее республики. Грохот очередей уже стих, началась «зачистка».
– Никто туда не пойдет, – спокойно и громко произнес офицер. – Вот эту линию, – и он показал стволом автомата на соседний БТР, стоявший метрах в пятидесяти от него, – пересекать нельзя! Я буду стрелять.