Я родом из СОБРа
Шрифт:
– Я понимаю, Арби, что выгляжу в твоих глазах глупо. Ты можешь руками ощутить то, из-за чего ты взялся за автомат. Ты даже скоро сможешь в этом жить. – Рамазан усмехнулся. – Я тебя прошу... – И тут он приблизил свое лицо к мясистым щекам Арби. – Не говори мне больше таких слов. Ты в жизни не увидишь, сколько бы ни жил, столько достойных людей, которые погибли во имя свободной Ичкерии. Для тебя это пустые слова, но память этих ребят не трогай.
Рамазан говорил негромко, чуть ли не шепотом, не отрывая взгляда от узких глаз своего бывшего товарища. Теперь уже бывшего. Взгляд Арби испуганно метнулся. Рамазан, если захочет, может прилюдно обвинить его в том, что свои собственные интересы Арби ставит выше национальных. Это в том случае, если они поссорятся и дело дойдет до старших.
– Давай еще?
Рамазан отвел взгляд и вздохнул.
– Не хочу. Я устал, пойду лягу. Завтра обратно. – Он поднялся и пошел к дому, где ему отвели комнату как почетному гостю.
Рано утром Рамазан вышел за ворота ахмедовского дома. Солнце только показалось из-за лесистых гор. Было свежо, но денек обещал быть жарким. Рамазан спустился вниз по пыльному проулку до асфальта и медленно пошел на выход из села, рассчитывая на то, что какая-нибудь проезжающая машина подберет его и довезет до трассы. Рейсовые автобусы здесь уже давно не ходили.
Проходя мимо больших пыльных кустов на повороте дороги, Рамазан услышал негромкий голос:
– Салам алейкум, дорогой
Он сильно вздрогнул и повернул голову. Было такое ощущение, что это сказали ему прямо в ухо, негромко и страшно. Ветки кустов раздвинулись, и оттуда показался ствол оружия с глушителем.
– Ложись на землю и руки за голову. Считаю до трех, потом стреляю. Ты меня слышишь? Ложись на землю и руки за голову.
Спрятавшийся за кустами человек специально повторил два раза эту фразу, чтобы чеченец осознал команду. Несмотря на шок, мозг Рамазана лихорадочно заработал. Он уже успел заметить оптический прицел на стволе. Чеченец невольно огляделся по сторонам, оценивая ситуацию. Если это засада, то место выбрано очень удачно. Этот извилистый отрезок дороги совершенно не просматривался со всех направлений, закрытый разросшейся зеленью деревьев. Выстрела из «бесшумки» не слышно уже в тридцати-сорока метрах, а если кто и услышит, то вряд скажет, что это был выстрел. Хлопок сжатого воздуха, вот и все. Мало ли на трассе подобных звуков... До кустов было метров пять. Напрягая глаза, Рамазан едва рассмотрел камуфляж, полностью сливавшийся с ветками и листвой. За его спиной – заросшее сорняком поле и никакого укрытия. «Позиция – стрельба с колена... «ВСС», убойная сила полета пули – двести метров, – автоматически зафиксировал провоевавший год человек. – Он успеет застрелить меня в любом случае, куда бы я ни побежал. Как в тире... Да и наверняка еще кто-то подстраховывает его».
– Хочешь убежать? Ну давай... – В голосе снайпера мелькнула издевка. Он говорил негромко, без нервного напряжения, и его спокойный тон показывал, что жизнь Рамазана для него – плевок после очередной затяжки сигареты. Слышно его было хорошо.
– Раз. – В кино обычно после такого отсчета громко щелкают взводимым курком или с лязгом заряжают оружие. Но это было не кино, и Рамазан не сомневался, что все давно уже заряжено. А снять с предохранителя «ВСС» можно и одним движением большого пальца, не убирая палец со спускового крючка.
– Два. – По холодному и безразличному тону профессионала Рамазан понял, что тот уже выбрал холостой ход и принял решение.
«Интересно, в голову или в спину, если побегу?» – мелькнула мысль. Чеченец быстро лег, положил руки на затылок и замер. Кроме сохранения жизни до выяснения обстоятельств, кому и зачем он понадобился, не имея при себе ни денег, ни хорошего оружия, существовала еще одна веская причина, по которой Рамазан безоговорочно выполнил все команды: снайпер говорил по-русски без акцента. Кто же пришел за ним?
– Я пойду в село и узнаю, где располагаются бандиты! – горячо проговорил Газдиев, энергично жестикулируя и глядя на Гордея.
Тот отрицательно покачал головой.
– Нет никаких гарантий, что тебя им не сдадут. Откуда ты знаешь, на кого выйдешь?.. А если тебя возьмут в плен, то ты им все расскажешь, – ухмыльнулся командир группы.
Умар возмущенно вскинулся, даже приподнялся, но Гордей придержал его за локоть и усадил обратно. Несмотря на жаркий спор, они говорили шепотом и в другой ситуации были бы смешны.
– Когда тебе яйца начнут отрезать, ты запоешь, как соловей. – Гордей стал серьезен. – Решение буду принимать я как командир. А ты здесь как проводник. Если благополучно вернемся, можешь жаловаться на меня сколько угодно. А сейчас будешь делать то, что я скажу. Извини, Умар, я не хотел тебе этого напоминать, но ты меня заставил, – все это командир группы проговорил вполголоса в подставленное ухо Газдиева. – Спор закончен.
И Гордей отвернулся от возмущенного чеченца. Тот в ярости посмотрел в широкую спину, обтянутую камуфляжем. Они оба понимали, о чем идет спор, только впрямую не озвучивали причину. Газдиев был готов рискнуть жизнью и пойти в село на разведку, так как знал, что захваченный «язык» (а необходимость в нем была безусловной) после допроса должен быть уничтожен. Оперативник понимал, что в плен может быть взят совершенно посторонний человек, не имеющий отношения к банде, и затем хладнокровно ликвидирован после получения необходимых сведений. Просто так дать убить чеченца только потому, что тот окажется в неподходящем месте и в ненужное время, Газдиев позволить себе не мог. Но он тоже очень хорошо осознавал, что после допроса захваченного местного жителя нельзя отпускать. Нет никакой гарантии, что тот не сообщит хотя бы соседу о том, что в окрестностях села появился русский спецназ (то, что они не были похожи на заблудившуюся армейскую полевую кухню, было очевидно). Здесь Гордюшенко прав. В республике шла незатихающая повсеместная партизанская война, и законы на этой войне давно прописаны кровью, а не чернилами.
Оперативник, чеченец по национальности, опустил голову и стал молиться о том, чтобы в плен взяли именно того, кого нужно.
Группа СОБРа расположилась в двух километрах от села, где стояла банда Ахмедова. На лесистом предгорном гребне была устроена временная база. Хоть и принимались все меры предосторожности, Гордей понимал, что надолго затягивать свое пребывание здесь нежелательно. Уже два раза приходилось отгонять заблудившихся коров из села, подошедших слишком близко к расположению лагеря. При их поисках сюда обязательно придут люди и могут что-нибудь заметить. Хорошо еще, что сейчас все-таки простые люди старались в лес без нужды не заходить. Невозможно же расстреливать каждый день по пастуху или мирному жителю, случайно натолкнувшемуся на их расположение!
Поэтому, тщательно проведя обследование местности, командир группы выбрал место для засады.
Рамазану приставили холодный набалдашник глушителя к затылку, кто-то надел ему наручники на руки, затем подняли голову за волосы и вставили в рот кляп. Люди действовали бесшумно и умело. «Даже кляп у них специальный, резиновый, ишь как рот запечатал, не вытолкнешь... Значит, это русский спецназ, да еще хорошо экипированный. Наши связали бы веревкой... Интересно, кто же это, из какой конторы?» Чеченца рывком подняли под локти и быстро повели в начинавшийся сразу за дорогой лесок. Глаз ему не завязывали, чтобы он не спотыкался и его не пришлось бы на себе тащить.
Пройдя быстрым шагом около километра по лесу (с Рамазаном никто не заговаривал, а он молчал по вполне понятной причине), они оказались возле глубокого оврага, по дну которого протекал мелкий ручеек. Склоны его густо заросли орешником, крапивой и метровыми лопухами. Скользя на подошвах по осыпающейся земле, три спецназовца спустились вместе с пленным вниз. Подведя чеченца к большому камню, наполовину вросшему в землю, они толчком заставили его сесть. Рамазан огляделся. Место было абсолютно глухое, деревья, росшие по краям оврага, совершенно не пропускали солнечные лучи, в душном полумраке слышно было только пение птиц, плеск ручья и жужжание комаров, которые здесь водились в неимоверном количестве.