Я рожу тебе детей
Шрифт:
Глава 16
Он сразу понял, кто перед ним. Может, потому что видел его уже там, в парке. А может, узнал бы в любом случае — уж слишком похож. Змеевские гены не сотрешь. Они так и вылезают, прут наружу. Они, Змеевы, все… как из ларца. И сын не подкачал — взял все родовое, как положено настоящему потомку мужского рода.
Они столкнулись взглядами. У его сына глаза тоже синие, как небо ранней осенью. Олег понял, что его увидели и, наверное, если не
Его собственный сын перевел взгляд за его плечо и гаркнул:
— Лерочка, у тебя все в порядке?
У Змеева будто сердце взорвалось.
Нет, ерунда. Он же мальчик совсем. Ему шестнадцать. Но черт их поймешь, этих молодых? Он что, тоже еще один из длинного списка Лерочкиных воздыхателей?
В мыслях, что метались в Олеговой голове, логики не наблюдалось, но это был тот самый момент, когда разумное буксует и уступает место совершенно диким, не всегда управляемым страстям. Ревности, например.
Безумие какое-то. Он знает Лерочку всего-ничего, она интересовала его исключительно как объект для гениального плана. Хорошо — меркантильного плана. И вдруг — ревность?
Олег попытался зацепиться за эту здравую мысль: ну какая, к черту, ревность? Он же сам объяснил: прошлое — в прошлом, мало ли что там было? Но мозг уже сорвался с тормозов и здраво рассуждать не желал.
Он вытерпел двух идиотов. Папу ее, можно сказать, принял на грудь, как штангу, и выжал, не потеряв равновесия. А тут — пацан? Его собственный сын? Что их связывает?! Что за ерунда вокруг этой Лерочки творится в конце концов?! Харизма харизмой, но мальчик?! Его сын?!
Его несло, как пони, по кругу.
— Он тебя обидел, этот козел? — и плечом в плечо двинул, юный защитник молодых психологов. — Не молчи, Лер!
— Нет-нет-нет! — наконец-то ожила Лерочка и, сорвавшись с места, попыталась встать между ними.
Смешно, да. Маленькая Лерочка, Олег и шестнадцатилетний парень, в котором уже явно за метр восемьдесят.
— Все хорошо, правда, — пыталась она оттолкнуть Никиту и, наверное, выпихнуть за дверь. Но парень — настоящий Змеев: непробиваемый.
— А почему ты на телефонные звонки не отвечала?
У Лерочки — круглые глаза.
— Ой. Я, кажется, его то ли отключила, то ли на беззвучный режим поставила, — прошептала она, хватаясь за алые щеки.
— Ты в своем репертуаре, Лерочка. Юля с ума сходит. Звонит тебе целый день, наяривает, а ты словно провалилась. Я вызвался сходить, мне нетрудно.
И тут по губам мелкого засранца кривая ухмылка прошла.
— Видимо, хочет тебе об этом рассказать, — кивок в сторону Олега. — Совсем лицо потеряла. А он, вижу, время зря не теряет? Хочет втереться? Или и тебя несчастной сделать?
И тут Змеева порвало. На куски. На атомы. На мириады звезд.
— Что значит, втереться? Что значит несчастной? — спросил тихо, но такая угроза в его голосе прозвучала, что самому стало страшно.
Сын перевел на него взгляд — жесткий и непримиримый.
— Думаешь,
— И кто же я? — обманчиво спокойно, но уже с полностью сгоревшими предохранителями снова задал вопрос Змеев.
— Папаша биологический, — прошипел мальчишка и снова дерзко толкнул Олега в плечо.
У него так и зачесались руки наподдать этому борзому щенку, но Змеев знал: он не поднимет руку на сына.
— Ты решил через Лерочку нашу втереться? — продолжил атаковать Никита. — А потом придешь Юльку нашу до обморока доводить? Учти: тебе не обломится, ясно?
— Прекрати! — рявкнула на него Лерочка, и Змеев удивился: откуда в такой маленькой и трепетной девочке столько железа и силы? Потому что пацан снизил обороты и, по крайней мере, перестал наезжать. — Веди себя прилично! Это раз, — воспитывала его птичка, — во-вторых, помни, что ты разговариваешь со старшими. В-третьих, прежде чем обвинять человека, нужно хотя бы знать, правдивы ли твои слова и подозрения. Сгоряча можно много чего наговорить.
— Ты считаешь, я не прав? — задрал упрямый подбородок его сын и непримиримо сжал губы.
— Я считаю, что ты ведешь себя отвратительно. Олег — твой отец. И неплохо бы не судить эмоциями, а все же узнать, что случилось в прошлом.
— Ты его защищаешь… — задохнулся Никита пораженно. — Его, не меня! Я думал, ты всегда на нашей стороне.
— Я всегда на стороне правды, — твердо заявила девочка Лерочка.
Олег хотел сказать: не надо. Он вполне может сам разобраться. Но не сейчас, когда его отпрыска понесло без тормозов. Не услышит и не поймет.
— Да пошли вы все! — вспылил мальчишка. — Телефон лучше включи и Юльке перезвони! — крикнул он, выскакивая из квартиры, и громко хлопнул дверью. Так, что штукатурка посыпалась.
На миг воцарилась тишина. Благословенная и долгожданная.
Слишком сложный день. Олег чувствовал, как пульсирует в висках тупая боль. Но просто так уйти он не мог.
Да, ему хотелось вытрясти из Лерочки душу — он еще не отошел. Он понимал: она что-то знала или догадывалась. Вспомнился почему-то ее взгляд, когда Олег назвал свои имя и фамилию. Маленькие кусочки фрагментов вставали на свои места, но ему абсолютно не улыбалось сейчас выяснять отношения и трепать маленькую девочку, что держалась так мужественно.
Она. Его. Защищала. Да.
Он не ошибся. Его человек. Его женщина. А все остальное не имеет никакого значения. По крайней мере, сегодня.
— Веселый денек, — сказал он и успокаивающе погладил Лерочку по плечу. — А консервация твоей мамы действительно чудо. Я сто лет такой не ел. Всего полно там, за границей, веришь? Но такие огурцы и помидоры (я уж молчу про грибы) — только дома. Нигде больше.
Она все же расплакалась, спрятав лицо у него на груди. И почему-то стало легче. Будто с ее слезами уходило что-то темное и гадкое из Олеговой души и жизни.