Я рожу тебе детей
Шрифт:
— Я в душ! — пискнула, сдаваясь и рванула, будто за мной черти гнались.
— Отличный вид! — выдохнул этот наглец. — Я на кухню!
Какая кухня. Какие руки-ноги… Мне бы отдышаться да в себя прийти.
Я слишком долго умывалась, чистила зубы, бормоча проклятия, понимая, что, кроме полотенца да уже использованных майки-трусов, у меня и нет ничего. Придется пробираться «огородами» в свою комнату, что как раз напротив кухни находится. Сплошные неприятности и потрясения.
Отдохнула, называется. Отличное начало выходного дня!
Боженька, милый,
Глава 18
Она его возбуждала. Сильно, до боли. Как он сразу не понял, что его тянет к этой девочке не просто желание реализовать свой меркантильно-безумный план, но и получить вполне понятное удовлетворение от сделки?
Еще там, в кабинете, когда он настаивал на естественном воспроизводстве детей, то списывал все на нормальную физиологию. А сегодня утром понял: да, так и есть, но помноженное на десять. Или даже сто. Сложно сразу определить.
Он уже давно вышел из возраста, чтобы возбуждаться от взгляда на женские трусики или прелести. Для этого Змееву нужно было гораздо больше, чем просто привлекательность или женские голые ноги.
Девочка Лерочка заводила его с пол-оборота.
Успокоиться. Сварить кофе. Подождать.
У него почти получилось, но когда Лерочка, крадучись, выбралась из ванной, он уронил сахарницу. Белые искристые крупинки рассыпались по столу и резвым ручейком устремились на пол.
— Черт, — выругался Олег в полголоса, но убирать следы своей неаккуратности не поспешил: смотрел Лерочке в тыл и буйно дорисовывал все, что скрыло полотенце.
Пока он фантазировал, кофе сбежал. Змеев в растерянности оглядел «поле боя» и признался себе, что утро, с одной стороны, задалось, с другой — не очень.
— Мужчина-стихийное бедствие? — съехидничала Лерочка, заявившись в домашних штанишках и футболочке с Микки-Маусом.
Змеев предпочел сесть, прикрывая стратегическое место руками, как при штрафном в футболе. Как тут успокоишься, когда причина его возбуждения важно расхаживает по кухне, покачивая бедрами?
Когда она взяла веник в руки и наклонилась, чтобы подмести пол, Олег сглотнул. Наверное, шумно.
— Голодный, поди? — ласково поинтересовалась Лерочка.
Стерва. И глаз у нее хитрый. Все понимает.
— Очень, — не стал отнекиваться он. — Может, в кафе сходим?
— Плиту отмоем и позавтракаем дома, а пока я тут исполняю соло Золушки, рассказывай, что за необходимость привела тебя в такую рань ко мне?
— Рань? — взвился Змеев. Ему и так… полпальца показать — и взорвется. — Ты на часы смотрела, дорогая?
— А, понятно. Решил времени даром не терять, — ожесточенно драила плиту Лерочка. Ее распущенные волосы колыхались движениям в такт. Пушистые. Завиваются. Она совсем другая без своих косичек.
— Не злись и не ворчи, — попытался произнести Олег примирительно. В самом деле: зачем ругаться, когда можно
Она промолчала. Он ею любовался и ждал, понемногу то ли остывая, то ли заводясь еще больше, потому что равнодушно взирать не получалось.
К тому же, внутри у него все еще чесалось и рвалось наружу. Все то, о чем они умолчали и не договорили вчера. Но Змеев умел выжидать. Спешить некуда, времени у него вагон. На ближайшие две недели он абсолютно свободен, а поэтому был полон решимости заниматься только Лерочкой — новым объектом, что попал в фокус его внимания. Отступать и пятиться Олег не собирался. Идея договорных отношений сегодня казалась еще привлекательнее, чем вчера.
Лерочка наконец-то домыла плиту, провела мягкой губкой по блестящей поверхности и на миг застыла, задумавшись.
— Что едят на завтрак миллионеры? Или кто там ты у нас? — спросила, обернувшись.
«Тебя», — хотелось сказать Олегу, но он побоялся спугнуть Лерочкину расслабленную естественность.
— Что приготовишь, то и съем, — смиренно сказал он и сам поразился, что может быть таким — покладистым ягненком в ее руках.
От сравнения кинуло в жар. Олег представил Лерочкины руки на себе и снова все его самообладание полетело к черту. Убийственно не хватало секса, но приходилось терпеть.
— Это будет не самое лучшее и не по самому высочайшему разряду, — пустила она язвительную стрелу.
— Дома я не прихотлив, — почти не покривил он душой.
— Я заметила, — обвела красноречивым взглядом уже чистую кухню Лерочка. Язва, оказывается.
— Я старался, — развел руками Олег. — Оказывается, потерял сноровку.
Уж лучше он спишет все на собственную косорукость, чем признается, что чуть не окосел, разглядывая Лерочкины прелести и фантазируя с незамутненным наслаждением подростка.
— Удивительно, — сложила она руки на груди. Змеев мужественно смотрел ей в глаза, чтобы не следить за руками, грудью и прочим.
— Что удивительного? — плохо ловил он ее намеки, потому что не о том думал.
— Что ты так легко признаешь собственное поражение. Мне казалось, такие, как ты, не сдаются.
— Не легко и не всегда. И не перед всеми, — кивнул он, прислушиваясь к внутреннему голосу и удивляясь собственной покладистости в обществе этой невыносимой девочки.
— Я получила привилегированный статус? — приподняла она красивую бровь.
— Что-то вроде того, — снова согласился он. — По-моему, мы об этом как раз вчера договорились: быть максимально честными друг перед другом. Но, как оказалось, ты все же слукавила. Не стала рассказывать мне о некоторых своих весьма важных тайнах, касающихся меня непосредственно.
Его слова ее зацепили. Непринужденность их общения подошла к концу. Лерочка отклеилась от столешницы, к которой до этого расслабленно прислонялась, и очень деловито полезла в холодильник.
— Могу предложить омлет, салат, тосты, хороший кофе. Фуа-гра, мраморной говядины, белых трюфелей и белужьей икры, прости, не подвезли. Как и горячих круассанов.