Я русский солдат! Годы сражения
Шрифт:
О. Журавлёва: – Она же – бархатная, можно так сказать.
А. Проханов: – Она же – революция роз, она же – революция оторванных подметок, как теперь у нас выяснилось на сегодняшний день в Москве. Какие технологические приемы заложены в эту процедуру? Оранжевая революция основывается на массовом недовольстве народа против власти. Это недовольство должно охватить очень значительные слои общества, желательно – все общество, все круги, все страты, все сословия. Власть оказывается под молчаливым и немым давлением этого недовольства,
Наступает момент выборов в Думу, в парламент, президентских выборов. Сами процедуры выборов консолидируют народ, народ оказывается завязан на избирательные урны – он на один день, на один момент соединяется через выборные процедуры. Он, так или иначе, как бы просыпается или отчасти просыпается от летаргии невыборной и становится на секунду участником политического или социально-психологического процесса. Эти выборы объявляются нелегитимными, фальшивыми, они объявляются выборами подделки. Народу говорится, что у них украли голоса. И этим самым…
О. Журавлёва: – Кем? Кто должен это сказать?
А. Проханов: – Те силы, те группы, те структуры, которые хотят свергнуть власть, заинтересованы в ее устранении, объявляют народу, что выборы нелегитимны и фальшивы. Это оскорбляет народ, консолидированный вокруг выборов. Действительно, что может быть ужаснее? Мы поднимались с одра, мы шли на избирательные пункты, мы бросали бюллетени и вдруг нас так мерзко и страшно обманули: мы – скоты, мы – быдло.
И вот, в состоянии этой оскорбленности люди начинают выходить на площади в том или ином количестве. Раньше они выходили на площади медленнее, в меньшем количестве. Или не так быстро, как теперь. Теперь этот выход на площадь быстрый и мгновенный гарантируется существованием интернета, социальных сетей, в которых уже заранее велась как бы подготовка, формировался протестный слой, формировалась протестноактивная часть общества.
Этот выходящий на улицу, протестующий и обобранный, как они считают, слой населения встает на митинги. Митинги проходят: один, другой, третий – и каждый из них наполняется все новым и новым содержанием, технологиями смеховой культуры, карнавальной культуры, всевозможными затеями. Эти затеи могут быть игровыми и смехотворными, могут быть грозными, там может быть театр мнимых казней, может быть театр экспозиции новых или старых лидеров.
Постепенно толпа начинает гореть, она загорается. Потом стоящие митинги сменяются маршами. То есть статика протеста сменяется кинетикой протеста. Вот эти кинетические массы, которые сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее начинают бежать по улицам, наполняются вот этой кинетической энергией удара. И если напротив этого бегущего множества возникает преграда – в виде, например, ОМОНа, или грузовиков с войсками, или в виде турникетов, и особенно если впереди начинает маячить какая-то желанная цель, например, какой-то Центризбирком, чуровский или, может быть, какой-нибудь минский Центризбирком, откуда исходит это оскорбление народное, – то народ стремится дотянуться до этих измывающихся над ним лидеров. И он бросается на разгром.
О. Журавлёва: – Гнев народа в этой нарисованной вами картине – он справедлив?
А. Проханов: – Мы говорим сейчас… Хотите, я перестану объяснять, что такое оранжевая революция? Поговорим о феноменологии народного гнева. Или все-таки договорю?
О. Журавлёва: – Хорошо, договорите, но потом ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
А. Проханов:– На все ваши 120 вопросов, которые будете один за другим выстреливать, отвечу.
О. Журавлёва: – Так, пришел народ к избиркому.
А. Проханов: – Нет, не к избиркому – он пришел к преградам, он пришел к цепям ОМОНа. И он бросается на эти цепи. В результате столкновений проливается кровь. Она проливается в небольшом количестве, может быть, двух-трех задавят, может быть, задавят 20 человек, может быть, начнется применение дубинок или пневматического оружия с обеих сторон, возникнет, по существу, жестокое и кровавое столкновение. В результате этого, в результате разгона этой демонстрации могут возникать похороны, которые соберут еще большее количество людей. Мир ополчается на чудовищную, окровавившую себя власть и называет эту власть чудовищем, античеловеческим явлением, монстром, который подлежит диффамации. И эта власть диффамируется всей мощью информационных мировых структур, которые бросаются на её несчастного лидера или на группу лидеров.
Этот лидер под таким воздействием, таким парапсихологическим, по существу, воздействием (потому что информационное воздействие сегодня в мире парапсихологическое) – он мешается, он ломается, он уходит, его смещают, он улетает прочь. Его место занимают победители – либо это Лех Валенса, например, либо это Борис Ельцин, который выдавил Горбачева, либо это господа сегодняшней Болотной площади: Шендерович, например, или господин Пархоменко сменяет…
О. Журавлёва: – Ни тот, ни другой, кстати, не являются политиками.
А. Проханов: – Но они являются людьми, которые танцуют на этой Голгофе.
О. Журавлёва: – Хорошо. Так?
А. Проханов: – И тогда происходит смена режима. Иногда же, если власть, например, слишком упорна и если у нее нет при этом ядерного щита (как у этого упорного Каддафи), то начинаются бомбардировки. Эту демонизированную власть, объявленную врагом человечества, не заслуживающую никакой пощады, начинают бомбить штурмовики НАТО. И эту власть сметает огонь, сметают вот эти события, как они смели Хусейна, Каддафи, как сейчас хотят Башара сместить. И, может быть, как говорил, как обещал нам господин Маккейн, этот великий американец, может быть, такой участи будет удостоен господин Путин. Вот что такое оранжевая революция как классика.
О. Журавлёва: – Хорошо. Значит, в Киеве было что-то другое, я правильно понимаю?
А. Проханов: – В Киеве было именно это, потому что именно…
О. Журавлёва: – Там вроде не бомбили, насколько я помню.
А. Проханов: – Именно благодаря оранжевой революции, оранжевым атакам, оранжевым протестам был смещен законно выбранный Янукович.