Я с тебя худею
Шрифт:
— Иди к нам! — зовет Маруська, исчерпав идеи для фото в паре.
Ее голос выводит меня из мечтательного ступора, и я на ватных ногах подхожу к друзьям. Стас щиплет меня за плечо:
— Отомри, Ермакова! Будешь на фотке с каменным лицом.
— Стасян, не уберешь руки с моей задницы, уедешь отсюда не на своей помойке, а в катафалке… — сквозь зубы цедит Маруська, а сама улыбается на камеру как ни в чем ни бывало.
Ее сосед обнимает нас с Маруськой за талии и лучезарно улыбается. Несколько вспышек ослепляют
— Ну, что же вы, улыбнитесь, Ермакова, — слышу приятный бархатистый голос над ухом поворачиваю голову. Кровь приливает к лицу при встрече с пронзительным взглядом Аксенова.
— Белое и черное, — он оглядывает себя и меня и, положив руку мне на поясницу, разворачивает к камере. — Хорошее сочетание, правда?
— Угу, — да что со мной? Я же дипломированный филолог, но почему-то в его присутствии всегда превращаюсь в дуру.
Нас обоих фотографируют, у меня от волнения зубы стучат. Виктор Максимович еще никогда не стоял рядом со мной так близко, никогда не прикасался ко мне. Маруська опасливо смотрит на меня, наверняка думает, что я в шаге от счастливого обморока. И она права.
После двух щелчков и последующих вспышек, мы с Аксеновым отходим в сторону, уступая место для фото следующим ребятам.
— Мы уже давно в сборе, — говорит преподаватель и предлагает мне бокал с шампанским.
— В сборе? — я смущаюсь и думаю только о том, как бы не выдать свои чувства. Смысл того что он говорит до меня вообще не доходит.
— Наш столик в приватной зоне справа от сцены, — он указывает на зал, за закрытой шторкой и отвлекается на только что вошедшего преподавателя психологии, полностью позабыв обо мне.
На пояснице все еще чувствую тепло от его прикосновения.
— Он пригласил тебя в вип-зал? — хмурится Маруська, глядя Аксенову вслед.
— Наверное, все «Цензоры» уже там… — поясняю я и все еще не знаю, как поступить. Я не хочу оставлять друзей. Мы планировали вместе хорошенько оторваться и так долго этого ждали. Но как я могу отказаться от приглашения Виктора Максимовича?
— Так чего стоишь? — Стас оживляется, явно вдохновленный тем, что теперь останется с Маруськой наедине. — Беги, ты же теперь «Цензор».
Подруга кивает, но без энтузиазма.
— Встретимся на танцполе, — соглашаюсь я и в последний раз гляжу на телефон, прежде чем кинуть его в сумочку.
Если Соколов не появится в течении получаса — позвоню.
***
— Привет, Олесь! — Маша двигается на диване, приглашая сесть рядом. — Классно выглядишь!
Я оглядываю ее платье персикового цвета и алую помаду, которая подчеркивает пухлые губы. Ее огненно-рыжие волосы уложены в элегантную прическу и украшены черной лентой.
— Тебе очень идет красная помада, — искренне говорю я и не могу оторвать взгляд от нарисованной родинки над ее губой.
— Правда? А я все волновалась, думала стереть, но в последний момент решила оставить…
Мишина продолжает тараторить, пока я усаживаюсь и оглядываю зал и приветствую остальных «Цензоров». Несмотря на то, что выпускников среди них только трое, включая меня, они все же присутствуют на празднике. И каждый пришел с парой.
— Ты одна? — простое любопытство Давида вгоняет меня в краску.
Я бы тоже хотела это знать: одна я буду сегодняшним вечером или мой плюс один все-таки объявится.
— Я пришла с друзьями, — тихо отвечаю я и наконец вытаскиваю ноги из туфель.
От облегчения глубоко вздыхаю. Была бы моя воля, я бы весь вечер вот так просидела и выкинула бы туфли к чертям. Впредь буду выбирать только удобную обувь. Кому сдалась эта красота, если я хожу в ней походкой подстреленного оленя?
Стол заставлен закусками, салатами и прочими вкусностями, от запахов которых у меня урчит в животе. Жаль, что мне почти ничего из этого нельзя, кроме мяса и овощей.
— Ты тоже на «Дюкане»? — спрашивает Полина (та, что зовет себя в чатах Пантерой), кивает на мою тарелку с кусочком курицы и листом салата.
— Нет, я на… «Соколове», — с улыбкой отвечаю я, представляя, как бы эти слова порадовали моего куда-то запропастившегося тренера.
— Соколов? — ее черные, густые брови взмывают вверх. — Леша? Который в «Олимпии»?
Киваю и наблюдаю, как Полина меняется в лице, на котором отражается чуть ли не благоговение.
— Ой, он — волшебник! — она манерно кладет руку на сердце. — Я такую задницу с ним накачала! Ты у него тренишь?
— Что-то вроде того… — курица, которую я ем, похоже, умерла собственной смертью. От старости. Вообще не жуется! Я незаметно выплевываю кусок в салфетку и отодвигаю от себя тарелку. М-да, я сегодня ничего так и не съем.
— Он меня нарисовал как-то, — Полина бесстыдно подергивает бровями и добавляет тише: — Голой!
Вот, что мне делать с этой информацией?
Показываю «класс» и натянуто улыбаюсь. Все внутри как-то неприятно щемит. Мысленно отбрасываю прочь картинки с Полиной и Соколовым, которые в красках рисует моя фантазия.
— Против кого дружим? — к нам подходит Аксенов. Садится прямо напротив меня. Я мгновенно забываю обо всем. — Жалею, что вызвался добровольцем, мы с Оленькой уже с ног валимся!
Потребовалось время, чтобы понять кто такая Оленька, а когда вспоминаю о его напарнице красавице «Бьюкенен» мне становится дурно.
— Присоединяйтесь к нам, Виктор Максимович, — хлопает ресницами Полина, — нам тут без вас грустно. Зачем вам эта ряженая кукла из театра?
Преподаватель понимающе улыбается, но не выступает в защиту Оленьки.