Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции)
Шрифт:
— Мы же не язычники, — прервал его Степка, — устанавливать столбы. Ерунду какую-то выдумал. Начитаются преступники законов и будут тебе же, дурню, голову морочить. Тогда попробуй, засуди его.
— Эх, Степка, дурья твоя голова. Что, по-твоему, все люди преступниками родятся? Я вот точно не знаю, но Вадим прав, — вмешался в разговор Толик Федоров. — По-моему так: если бы люди знали закон, то меньше бы совершали преступлений.
Но спор наш остался незаконченным. Внезапно в казарму ворвался пронзительный вой сирены. Ребята с непривычки вскочили, одни побежали к выходу, другие остались растерянно стоять, не зная, что им делать.
Через несколько минут мы сидели в машине, обыкновенном крытом милицейском фургоне, Я сидел в нем впервые и с интересом рассматривал внутреннее устройство. Ребята попритихли, от их веселья и беспечного настроения не осталось и следа: никто не знал, что же будет дальше.
Но вот в темноте кто-то скомандовал:
— Поехали!
Машина рванула, и к нам в кузов на ходу вскочил подполковник Мирный — начальник нашего курса. Его внешность не соответствовала фамилии. По мнению курсантов, это был не человек, а ходячий устав. Он делал замечания за каждую мелочь. Весь день только и слышно: не садитесь, не стойте, не бегите, поправьтесь, застегнитесь, отвечайте по уставу. Взгляд у него холодный, требовательный, не допускающий возражений.
— Товарищи курсанты! — обратился он к нам. — В районе Куйлюка пьяные хулиганы развязали драку. Нам следует навести порядок.
Несколько минут мы ехали молча. Каждый по-своему готовился к первой операции. Меня била какая-то непонятная, непрошеная дрожь. Я пытался заглушить ее, напрягал мускулатуру, но это неприятное состояние не проходило. Отчего бы! Ведь я не боялся встречи с хулиганами, но поделать с собой ничего не мог, видимо, это закономерно для первого раза.
Машина резко затормозила. Мы выскочили на небольшую площадку, окруженную глинобитными домиками. Под фонарем группа прохожих что-то объясняла работникам милиции. Поодаль стояли несколько мотоциклов с колясками и милицейский фургон. К нам подошел майор милиции, что-то сказал Мирному. Тот приказал нам садиться в машину. Когда мы тронулись в обратный путь, подполковник объяснил:
— Здесь обошлось и без нас, подоспели рабочие завода Октябрьской революции.
После вчерашних споров и первого выезда по тревоге в город, мы с особым интересом слушали лекции по уголовному праву и с нетерпением ждали последних двух часов занятий.
Предстоял первый урок по борьбе самбо. В молодости каждый мечтает быть сильным и ловким. А для работников милиции самбо — еще и оружие, которое помогает им выходить победителями из самых трудных поединков. Изучая с каждым днем все новые и новые предметы, мы понимали, что вступили на трудный путь, требующий от нас не только физической силы, смелости и ловкости, но и обширных знаний.
Мне нравились ребята, связавшие свою судьбу так же, как и я, с нелегкой милицейской службой: Толик Федоров — чубатый пограничник, в прошлом кубанский казак; бывший суворовец Вадим Стриженов; балагур и весельчак, не желающий и по сегодняшний день снимать матросской тельняшки, Степан Заболотный; спокойный и добродушный Анвар Алимов — вчерашний колхозник из-под Ташкента. Разные дороги привели нас сюда, и здесь начинается для всех нас жизнь трудная, полная опасностей и очень ответственная.
Глава четвертая
В течение недели мы стреляли из пистолета, водили автомашины, изучали топографию, азбуку Морзе, работали на рации, слушали лекции по криминалистике, судебной медицине и психиатрии, уголовному праву и другим наукам — в общем, дни и часы были заполнены до отказа напряженной учебой.
В неделю раз, по субботам, нам, ташкентским, разрешалось уходить в увольнение с ночевкой. Дома уже привыкли видеть меня в милицейской форме, да и я сам чувствовал себя в ней так, как будто всю жизнь носил синий китель с курсантскими погонами.
И все же, когда бы я ни подходил к дому, каждый раз слышал чьи-нибудь возгласы:
— Гляньте, гляньте, бабоньки, Алексей наш идет!
Этого бывает достаточно, чтобы из домов, как бы ненароком, кто с ведром, кто с веником, выходили женщины. Они здороваются со мной, осведомляются о моем здоровье, заводят разговоры, большей частью, о всяких небылицах. С особым усердием делает это тетка Акулина. Как-то завидев меня, она, низко поклонившись, спросила:
— Небось, трудно тебе, Лексей, с бандитами-то оборачиваться? Они ведь вон какие, с пистолетами ходят. Недавно слышала я на базаре от одной женщины, которая капусту продавала. Пришел, эдак, к ней один мужчина да и говорит: «Можно я около вас капустой торговать буду?» А сам рядом поставил мешок и пошел будто бы за весами. Пошел и с концом. А женщина эта, не дождавшись его, директора позвала и объяснила ему, вот так, мол, и так, оставил человек мешок с капустой, а самого нет и нет. Тот возьми да и развяжи мешок, а в нем — человеческие головы.
И тетка Акулина, покачав головой, заохала:
— Ужас-то какой! Что это делается на белом свете?! Ты, милок, не знаешь, поймали этого бандита?
Я хотел объяснить тетке Акулине, что это все небылицы, но в это время проходивший мимо нас кладовщик Семен гаркнул:
— Что, мать, провинилась что ли, стоишь перед ним на вытяжку? — и, покосившись в мою сторону, пробурчал: — Ходят тут всякие бездельники, людям голову морочат.
Тетку Акулину как ветром сдунуло, а Семка, ехидно улыбаясь, прошел мимо меня своей косолапой походкой.
И такое повторяется каждый раз, когда я появляюсь в нашем огромном дворе. Семка, завидев меня, всегда пытается отпустить в мой адрес очередную колкость.
Однажды его назойливость вывела меня из терпения, и я было двинулся к нему. Почувствовав недоброе, Семка прибавил шагу, а затем перешел на бег, хотел скорее улизнуть в свою калитку, но споткнулся и угодил в канаву с помоями, куда только что тетка Акулина вылила грязную воду после стирки.
Вся злость моя к нему исчезла, и я, от души рассмеявшись, пошел к себе домой.
В одно из увольнений я ночью проснулся от непонятного шума, доносившегося со двора.
— Ой! Что-то там происходит? — услышал я испуганный возглас матери. Она вскочила с кровати и выбежала во двор.
В открытую дверь ворвался истошный крик:
— Помогите! Убивают! Помогите, люди!
Почувствовав что-то неладное, я натянул на босу ногу сапоги, накинул на плечи китель и на пороге столкнулся с теткой Акулиной. Ее седые волосы были растрепаны, правый рукав платья от самого плеча до локтя разорван, на лице испуг.