Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции)
Шрифт:
Не раздумывая, как по команде, кинулись вперед на голос кричавшего. Впервые я бежал к человеку, взывающему о помощи откуда-то из темноты. Бежал, а сердце трепетало: «Вот оно то, ради чего ты рабочую спецовку сменил на милицейский мундир. Ты нужен человеку, как никогда нужен, быстрей, быстрей, ты можешь не поспеть...»
Было где-то уже около двенадцати часов ночи. Большинство домов погрузилось во мрак, лишь кое-где в окнах горел свет.
А крик доносился оттуда, где стояли без крыш остовы строящихся многоэтажных домов.
Толик, бежавший впереди,
— У-у-у, черт, — выругался он.
Я пробежал мимо, заметил, что он споткнулся о груду кирпичей. Сразу же за кирпичами на тротуаре, увидев наше приближение, остановился запыхавшийся, небольшого роста паренек.
— Товарищи ми-ли-ци-онеры, — еле переводя дух, с трудом произнес он, — скорее, скорее! Там она, а их двое.
— Где? Где? — крикнул Степка.
— Там, — показал в темноту парень и ринулся в сторону недостроенного четырехэтажного дома.
Сначала мы бежали все вместе, а затем, как по уговору, разделились на две группы и побежали в обход здания.
— Ребята, он здесь! — что было силы крикнул я.
В мгновение я и Толик — он бежал за мной — оседлали парня, скатившегося с груды кирпича к нам под ноги. Он не сопротивлялся. Лежал молча и, кажется, даже не дышал.
— Встань! — резко приказал я, удивившись твердости своего голоса.
Лежавший пошевельнулся, но не тронулся с места.
— Вставай же, вставай, будет лежать, — потребовал Толик.
Парень встал сначала на четвереньки, потом во весь рост, но тут же снова присел. Видимо, от страха.
«Так вот ты какой?! — подумал я, удерживая его за предплечье. — Ты, оказывается, трус, гнусный трус. Трус перед мужчинами и храбрый перед слабыми».
— Пошли, нечего приседать, — как можно строже сказал я и подтолкнул его вперед, на тротуар, вспомнил неоднократный наказ Мирного:
«Первое, что ты должен сделать, задержав преступника, это немедленно обыскать его. Обыскать, чтобы он не успел придти в себя и пустить в ход оружие или, боясь улики, выкинуть его. И то, и другое, опасно».
Мысль пронеслась мгновенно, и я воспринял ее как приказ к действию.
Остановив задержанного, я попросил Толика и нашего потерпевшего, который все это время семенил за нами, то и дело пытаясь шырнуть под бок кулаком своего обидчика, подержать за руки, а сам стал обыскивать.
Задержанный не сопротивлялся. При лунном свете я разглядел его лицо, оно было круглое с маленькими черными усиками, глаза большие, бегающие; фигура плотная, скорее холеная, нежели мускулистая. Ему было не больше двадцати лет.
При прикосновении парень задрожал, как лошадь от испуга. В карманах оказалось пусто.
— Эх, «дружище», что это тебя так разлихорадило? — обратился я к нему.
Парень молчал.
— Не ищи, ножик здесь, — крикнул появившийся из темноты Степан, — девушка его подобрала.
Только тут я заметил за спиной Степана худенькую, лет девятнадцати, девушку с косичками, торчавшими в разные стороны. Я продолжал обыск, а грабитель, не выдержав взгляда потерпевшей, отвернулся.
— Чего морду воротишь? — вдруг вспылил Степан. — Стыдно или боязно стало?! — и он, схватив парня за грудки, хотел ударить, но рука повисла в воздухе, перехваченная Толиком.
— Не трогай, Степан! Это не наше дело! Суд пусть его рассудит, — сказал он спокойным голосом.
— Пошли в отделение, — кивнул я ребятам, и взял преступника за руку.
— Нет, постойте! — сказала девушка. — Я с этим типом никуда не пойду, — и она, к нашему удивлению, влепила звонкую пощечину парню, которого мы встретили на тротуаре.
Тот молча закрыл лицо рукой.
— Герой несчастный, — с возмущением произнесла она. — Клятвы, поцелуи, а когда увидел ножик, так в кусты, и след простыл. — А ты, любимая, оставайся с бандитами. Так, да?! — язвительно продолжала она. Девушка разгорячилась, и ее успокоить было трудно. Вадим и Толик взяли эту миссию на себя, а мы со Степаном повели задержанного.
Глава восьмая
Был первый час ночи. Сдав задержанного дежурному по отделу милиции, мы пошли к себе в казарму. Степка сразу завалился спать, Толик пошел в умывальную комнату стирать воротнички, а я, сидя на кровати и сжав голову руками, обдумывал события прошедшего вечера. До головной боли я размышлял, пытаясь дать оценку своим поступкам, выделить закономерное и случайное.
Вспоминая в подробностях дежурство, я разделся и, укрывшись с головой, чтобы не слышать посторонних шумов, попытался заснуть, но не успел. С патрулирования вернулась очередная группа курсантов.
— Я думал будет интересный вечер, — говорил один из них. — Готовился к нему здорово. Хотелось пойти на операцию, брать какого-нибудь бандита. А вышло что? Весь вечер и до полуночи участковый таскал нас по чердакам и подвалам, искал каких-то пацанов. Тоже мне, нашел занятие для милиции! Ну, и что же тут такого, что пошел пацан спать на чердак? Я вон тоже в деревне сколько раз спал на чердаке — и ничего.
— В деревне, в деревне, — передразнил говорящего напарник. — Дура ты! Ведь они из дому убежали. Город — это тебе не деревня. Если ты хочешь знать, гораздо важнее сейчас заняться этими пацанами, нежели какими-то пьяницами. Пьяница что... он уже человек, можно сказать, пропащий. А пацан — это чистая душа, и ее нужно такой сохранить на всю жизнь. Но легко ли это сделать? — размышлял он вслух.
— Да, чего уж там говорить, — согласился тот курсант, что спал в деревне на чердаке. — Мать-то, видимо, у него вертихвостка. Не зря пацан домой не хотел идти. А мальчонка хороший, — продолжал курсант.
— Ну, вот видишь, — добродушно произнес его напарник, — а ты говорил с пацанами таскаться.
Пока я следил за беседой этих курсантов, в боковую дверь с шумом ввалились трое возбужденных ребят. Они, не обращая внимания на спящих, разговаривали столь громко, как будто хотели специально разбудить всю вселенную. Да и как же иначе, пусть слышат все, ведь они вернулись с первого серьезного дела.