Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции)
Шрифт:
— Товарищ подполковник, первый курс в полном составе, за исключением курсанта Алимова.
— Вольно! — подал команду Мирный.
В голосе начальника я почувствовал тревогу, да и вид у него был как после бессонной ночи.
— Товарищи курсанты, — заговорил подполковник. — Вчера наш курс вместе с личным составом райотделов милиции нес службу по охране общественного порядка в городе. Все курсанты, без исключения, к службе отнеслись добросовестно. По поручению начальника школы от лица службы объявляю благодарность.
— Служим Советскому Союзу! — одним духом выпалили мы.
Хоть никто и не подавал команды «вольно», легкой волной прошло движение по строю. Ребята улыбались от удовольствия и подмигивали друг другу.
Вот, мол, какие мы молодцы. Их вполне можно было понять. Это была заслуженная благодарность. Постепенно улыбки у ребят пропадали. Начальник курса стоял печальный, как бы не разделяя нашу радость. В другой раз он не позволил бы нам такую вольность: перемигиваться и шушукаться в строю. Но сейчас он этого не замечал или делал вид, что ничего не видит.
Ребята сами притихли, посуровели и все сто двадцать пар глаз смотрели на стройного, но уже поседевшего подполковника.
— Товарищи курсанты, — тихо начал он, — вчера в двадцать три часа тридцать минут в одной из квартир при проверке паспортного режима неизвестными преступниками тяжело ранен курсант пятого взвода Алимов. Ему в область грудной клетки и предплечья нанесено несколько ножевых ранений. В настоящее время курсант Алимов находится в городской больнице неотложной помощи в тяжелом состоянии. Преступники скрылись с места происшествия. По приказу начальника школы для розыска и задержания преступников в помощь территориальным органам милиции из числа курсантов нашей школы создается специальная оперативная группа. Командовать этой группой приказано мне. В нее войдет десять человек. В оперативную группу курсанты будут включены добровольно, — чеканил слова Мирный.
По строю прошел легкий шумок.
— На операцию пойдут только те, — продолжал подполковник, — кто не побоится трудностей. По имеющимся сведениям преступников трое, они вооружены. Место пребывания их неизвестно, поэтому трудно сказать, в какую вы попадете обстановку. Итак, товарищи, — подытожил Мирный, — кто добровольно изъявляет желание пойти на розыски и задержание преступников, два шага вперед, шагом марш!
Не успел он закончить, как строй колыхнулся и сделал два шага вперед.
— Значит, все! Это хорошо... — произнес подполковник. — Тогда будем отбирать, — и он пошел вдоль строя. Из первого взвода двое вышли и встали перед строем по указанию Мирного, из второго взвода — трое.
«Да так до нашего взвода не дойдет», — мелькнула беспокойная мысль. Рядом со мной закряхтел от волнения Степан, а Толик, не выдержав, высунулся вперед на целую голову из-за спины Степана.
Мирный, поравнявшись с нашим взводом, внимательно посмотрел на нас и спросил:
— Алимов из вашего взвода?
— Так точно, товарищ подполковник, — ответил я.
— Яхонтов, Заболотный, Федоров, — выйти из строя.
Мы сделали два шага вперед. С нами вышел и Вадим.
— Курсант Стриженов, вас я не вызывал.
Вадим с решимостью посмотрел на подполковника, у него задрожали губы, он весь подался вперед и дрожащим от волнения голосом произнес: «Товарищ подполковник! Товарищ подполковник! Возьмите меня, пожалуйста».
— Товарищ подполковник! — скороговоркой заговорили мы сразу все трое, — он наш товарищ.
— Ладно, оставайтесь, Стриженов, — махнул рукой Мирный и пошел дальше к шестому взводу.
Анвар лежал в больнице и к нему никого не пускали. Мне и Степану все же удалось уговорить врача, и нас пустили на минутку.
Раненый лежал в палате один на высокой шарнирной кровати, обложенный со всех сторон подушками. У его ног на табуретке сидела небольшого роста опрятно одетая старушка. Мы знали, что у Анвара не было матери. Значит, это его бабушка, о которой он рассказывал. Она первой в их кишлаке в двадцатые годы сбросила с себя паранджу. Встретившись с ее взглядом, я был удивлен: на меня из-под седой пряди волос смотрели глаза Анвара — сильные, волевые, жизнерадостные глаза.
Чтобы не нарушать тишины, мы шепотом поздоровались с ним. Анвар лежал с закрытыми глазами. Его вид поразил меня. Лицо бледное, почти бескровное, из-за этого Анвар казался лет на двадцать старше. «Да, крепко его тряхнуло», — подумал я. Перебросившись со Степаном взглядами, решили уходить, но в этот момент Анвар еле слышно попросил:
— Ребята, не уходите, — Анвар говорил, не открывая глаз.
Мы не знали, что нам делать, и в нерешительности потоптались на месте.
А он лежал, и даже губы его не шевелились, как будто не им были сказаны эти слова. Но вот какая-то живинка пробежала по его лицу. Анвар медленно открыл глаза. Они по-прежнему были жизнерадостные, но только утомленные. «С такими глазами люди не погибают», — радостно отметил я. Анвар посмотрел на нас и с трудом улыбнулся, но тут же лицо его опять посуровело. Он, пытаясь поднять голову с подушки, произнес:
— Ребята, я не виноват... Не виноват я, ребята, — чуть слышно шептали его губы.
— Да ты что, Анвар. Что ты, дружище, лежи, тебе нельзя разговаривать. Мы все знаем, — успокоил я его.
— Нет, пока не расскажу, не успокоюсь, — решительно произнес он.
Мы не стали возражать, чувствуя, что все это мучает его не меньше, чем раны. Он попросил глоток воды и, отпив из чашки, тихо заговорил.
При распределении в отделе милиции Анвар попал в группу к участковому, который в этот вечер у себя на участке проверял паспортный режим.
Весь вечер они ходили вместе, но в двенадцатом часу участковый, видя, что осталось мало времени, раздал каждому курсанту по повестке.
— Соберемся ровно в полночь на трамвайной остановке, — предупредил он всех, и курсанты разошлись по своим адресам. Анвару попал адрес женщины, муж которой сидел в тюрьме, а она нигде не работала и вела разгульный образ жизни. Участковый перед праздником решил пригласить ее к себе на профилактическую беседу. Анвар направился по указанному адресу. От трамвайной остановки он пошел к новым многоэтажным домам.