Я - Шарлотта Симмонс
Шрифт:
— А что сказал по этому поводу Джоджо? — спросила она.
Эдам опять повесил голову и закрыл лицо руками. Сдавленным голосом он произнес:
— Я ему ничего не говорил.
— Он до сих пор даже ничего не знает? Эдам, ты должен ему позвонить! Позвони и объясни, что ты наделал. Ты ведь рассказал мистеру Квоту абсолютно все, правда? Ты просто… просто обязан сказать Джоджо, предупредить его.
Все еще закрывая лицо руками, Эдам застонал.
— О, черт… черт… твою мать… Джоджо… Я был уверен, что мистер Квот поймет меня и прекратит на нас наезжать. Я думал, что делаю Джоджо одолжение.
— Но ты почему-то не рассказал ему о своем плане, не предупредил заранее.
Эдам покачал головой
— О, черт… черт… мать его… Ну как я теперь ему скажу? Он же убьет меня. Ему же конец, этому тупому верзиле. Даже если его не отчислят из университета, ему… ему все равно конец… — Новые стоны. — Ему же придется пропустить целый сезон, а если он не будет играть в этом сезоне из-за того, что его уличили в жульничестве, — уже не важно, что он будет делать на старшем курсе. Его спортивной карьере конец. Он меня убьет, просто убьет. — Стоны… жалкие стоны.
Шарлотте стало ясно, что Эдам вот-вот разрыдается. Как он поведет себя после этого, девушка предсказать не могла, но боялась, что он совсем потеряет над собой контроль. Шарлотта встала со стула, подошла вплотную к кровати и встала над Эдамом. Она положила руку ему на плечо и наклонилась, так что теперь их лица разделяли какие-то шесть дюймов, что было довольно опасным уровнем. Самым мягким и нежным тоном, на который она только была способна, Шарлотта сказала:
— Джоджо тебя не убьет. Он тебя поймет. Ты объясни ему, как было дело, и он во всем разберется. Ясно же, что ты хотел сделать как лучше, что ты пытался не только сам выкрутиться, но и ему помочь. Ты думал, что твой вариант сработает — но не получилось. Уверяю, Джоджо тебя поймет.
Эдам судорожно затряс головой, сопровождая это движение таким взрывом стонов, что Шарлотте вдруг пришло в голову: а так ли все просто? Да задумывался ли Эдам вообще о судьбе Джоджо, когда шел к этому Квоту?
Эдам убрал руки от лица, но при этом опустил голову еще ниже и ссутулился так, что его спина теперь напоминала круто изогнутую арку. Глаза его были закрыты, а все тело била мелкая дрожь. Постепенно она стала более резкой и конвульсивной. Стало слышно, как стучат его зубы.
— Шарлотта, обними меня, пожалуйста, — жалостливым голосом попросил Эдам. — Мне так холодно.
Девушка присела рядом на край кровати и обняла его за плечи. Интересно, о чем он теперь попросит? Но Эдам не смотрел ни на нее и ни на что вообще. Его ужасно трясло.
— Пожалуйста… принеси мне одеяло. Я замерз.
Шарлотта встала, пошла к двери, подобрала валявшееся на полу одеяло. Оно было какого-то болезненно-зеленого цвета. Материал, из которого одеяло было сделано, был настолько жесткий, настолько неестественно сухой, настолько дешево-синтетический и синтетически-неприятный на ощупь, что девушка даже вздрогнула, когда взяла его в руки. И все же она принесла одеяло Эдаму. Завернувшись в него, он стал похож на статую индейца — ту самую известную статую под названием «Конец тропы». Индеец верхом на коне стоял на краю пропасти, откуда дальше пути не было. Индейская цивилизация рухнула. Ее уничтожил белый человек. Эта скульптура, приведенная в учебнике по американской истории, всегда притягивала Шарлотту… и всегда заставляла ее испытывать горечь. Она закутала сгорбленные плечи Эдама в одеяло. Когда он попытался плотнее стянуть одеяло на груди, его рука коснулась руки Шарлотты. Она была холодная, как лед.
— Шарлотта, обними меня… пожалуйста, обними, — сказал Эдам, не открывая глаз.
Она обняла его за плечи и прижала к себе. Беднягу настолько трясло и колотило, что девушка даже подумала, уж не грипп ли это, и положила ладонь ему на лоб… Нет, во всяком случае, температуры нет.
— Я… я, пожалуй, лягу. — С этими словами Эдам просто расслабил мышцы, удерживавшие тело в вертикальном положении, и верхняя часть туловища с готовностью повалилась на бок. Ноги были согнуты, но ступни оставались на полу. Глаза по-прежнему закрыты. Шарлотта приподняла его ноги и занесла их на кровать. Легкие какие ноги у него… Потом она сняла с Эдама кожаные мокасины. Теперь он вытянулся на куче смятого и перекрученного постельного белья и покрывале, рядом с прозрачным полиэтиленовым мешком из прачечной с прикрепленной степлером квитанцией, грязными трусами, носками, футболкой и несколькими внутренними страницами из позавчерашнего номера «Филадельфия инквайрер». Одеяло, которым Шарлотта укрыла Эдама, было теперь частично придавлено к кровати его головой и плечами, но большая часть свисала на пол.
Шарлотта набросила свободный угол на Эдама и попыталась хотя бы немного расчистить кровать от ненужных предметов. Глаза Эдама были закрыты, и она понадеялась, что он уснул, но после следующего же вздоха послышался его слабый голос:
— Шарлотта, мне так холодно.
— Я набросала на тебя все твои простыни и покрывала. Скоро согреешься.
— Нет, обними меня, — умоляющим голосом сказал он. — Пожалуйста, обними меня. Мне так холодно. Мне страшно, Шарлотта!
Несколько секунд она смотрела на него сверху вниз. Эдам дрожал, и зубы у него стучали, как ударная установка. «Ну что ты будешь с ним делать?» Шарлотта сняла кеды и залезла под одеяло в чем была: в джинсах, носках и рубашке. Она обняла Эдама сзади и прижалась к его спине — так, как раньше это делал он. Судя по всему, это подействовало на парня успокаивающе, и постепенно стук зубов прекратился, а затем начала стихать и дрожь.
Когда она встала, чтобы погасить свет, Эдам проговорил умоляющим голосом:
— Нет… нет… Шарлотта… не уходи. Я тебя умоляю! Не оставляй меня одного. Обними меня. Кроме тебя, у меня больше ничего не осталось.
Шарлотта выключила свет и снова забралась под одеяло. Пока она обнимала его обеими руками, он дышал ровно. Так они и лежали в темноте. Вскоре рука, лежавшая под ним, онемела. Шарлотта прошептала:
— Ты спишь?
— Нет. — Голос человека, обреченного на смерть.
Она знала, что Эдам лежит с открытыми глазами, уставившись в темноту, в черную дыру перед собой. Она прекрасно знала, как это бывает.
Так Шарлотта и пролежала с ним всю ночь. Время от времени она, по-видимому, отключалась, и Эдам, вероятно чувствовал это по ослабевшим объятиям ее рук. Раз за разом девушка просыпалась от звука его голоса:
— Обними меня. Пожалуйста, не бросай меня.
Очень скоро Шарлотта поняла, как трудно и утомительно играть роль заботливой мамочки. Но, как бы то ни было, она считала себя обязанной ему. Эдам сумел ободрить ее и вернуть к нормальной жизни из той пропасти, куда она упала. Вот только ей никак не удавалось придумать что-нибудь такое, чтобы ободрить и успокоить Эдама.
Так она и лежала, обнимая этого обреченного парня… и вдруг вспомнила про Джоджо… а потом вспомнила про Хойта. Да, этот слабый и жалкий тип, которого она сейчас обнимает, оказался в своем роде бледным подобием библейского Самсона. Он обрушил храм, похоронивший под собой не только его, но и всех вокруг.
Хойт вышел из корпуса Филлипса в Главный двор. Да, давненько никто его так не доводил. Он был до того зол, что ворчал себе под нос — но достаточно громко, чтобы слышали все, кто оказывался рядом. Вот сейчас, например, он шел по боковой дорожке двора и довольно убедительно передразнивал въедливый, писклявый, пидорский голос этого умника, этого старого мудака — мистера Квота «Нет, мистер Торп, я нисколько не сомневаюсь в вашей искренности. Я уверен, что вы даже слишком искренни. Я всего лишь предполагаю, что вы — сознательно или нет — собрали на скорую руку несколько не самых убедительных постулатов из культовых и околорелигиозных текстов и предложили их нам в качестве аргумента Но слушать такую галиматью от кого бы то ни было довольно утомительно».