Я шел с Ганнибалом
Шрифт:
Небо потемнело. Сур унес с собой звезды.
34
Когда я очнулся, ночи уже не было. Я услышал цокот копыт и бряцание оружия — это меня и разбудило. Прошло некоторое время, прежде чем я собрался с мыслями. Первая мысль была: «Теперь все снова начнется — топот арьергарда, топот римских легионов, шум в войсках бесноватых. Ловушка снова расставлена…» Потом я подумал: «А почему надо… всех римлян убивать или превращать в рабов? Разве они этого заслуживают?» Тут ужас сковал мои мысли, и я притаился
Лязг и цоканье копыт замерли рядом со мной. Потом я услышал проклятия. Я поднялся. Невдалеке я увидел человека с двумя ослами. Ослы были испуганы, и человек, державший животных за длинный повод, старался их успокоить.
Каждый осел нес по два закопченных котла с блестящими краями. Несколько раз ослы пытались бежать, но задевали друг за друга, и котлы при этом лязгали и звенели. Наконец ослы успокоились.
Человек прокричал мне что-то неприветливое, о чем я догадался по его лицу. Потом он попытался заговорить со мной на своем языке, а далее начал ругаться по-латински и, когда увидел, что я его наконец понимаю, сказал сварливо:
— Ты напугал ослов. Зачем ты здесь лежишь? Я не ответил. Что я мог сказать?
Я перевел взгляд на ослов. Я и раньше видел ослов с корзинами или с кувшинами, но ослов с черными котлами… Человек догадался, что я удивлен.
— Я повар, — объяснил он. — А это моя кухня. Она всегда со мной, куда бы я ни шел. Я стряпал для многих людей — в последнее время для римлян. Но теперь с ними покончено. Этот Ганнибал взял их в плен. Он отпустил меня, потому что я не римлянин. Сейчас плохо быть римлянином.
Человек говорил не на чистом латинском, но он помогал себе руками, делал разные гримасы, и я понимал его.
— А ты? — спросил он и подошел ближе. — И где это тебя угораздило?
Он привязал ослов к дереву и внимательно осмотрел меня.
— Болит?
Я покачал головой.
— Всегда рана выглядит страшнее, чем она есть на самом деле, — утешил он меня. — По тебе видно, что ты выдюжишь, я это сразу заметил. Откуда ты?
— Из Сагунта, — сказал я. Он наморщил лоб.
— Сагунт — это где?
Он никогда не слыхал про Сагунт.
— Война началась из-за Сагунта, — пояснил я. Повар удивился:
— Мне говорили, из-за того, что карфагеняне хотели покорить Рим. И весь мир. — Он внимательно оглядел меня: — А ты карфагенянин? Мне ты можешь это сказать.
— Они взяли меня с собой, — сказал я ему, — но я убежал.
На его лице выразилось сомнение.
— Тогда смотри, чтоб они тебя не сцапали, — задумчиво сказал он. Потом вдруг спохватился: — Во что это ты одет? Что ты делал, когда был у карфагенян?
— Я был при слонах, — сказал я. Человек испугался.
— Все слоны мертвы, — сказал я, чтобы успокоить его, — и почти все погонщики, у которых были слоны. У меня Сур…
— Ты Сур? — сказал он радостно. — Я Дукар, — представился он. Он вынул из кармана кусок хлеба и дал мне. — Поешь, маленький Сур. Но что же мне с тобой делать? Куда ты хочешь идти?
— В Сагунт, — сказал я.
— Далеко это?
— В Иберии, у моря.
Он недоверчиво взглянул на меня.
— Так далеко? Но на пути к морю лежат горы. Но, конечно, тебе надо возвращаться домой, к отцу и к матери!
— Они умерли. У меня никого не осталось, — произнес я.
— И ты все равно хочешь вернуться?
Он вдруг резко тряхнул головой, приняв решение.
— Ты пойдешь со мной, — сказал он. — Я сделаю из тебя повара. Как погонщику тебе больше нечего делать. Наемники, конница и то, что имеет отношение к войне, — все это не то. Рано или поздно они пойдут воевать и будут убивать друг друга. Повар — другое дело. Он всегда в тылу, подальше от боя. Все только и заботятся о том, чтобы с ним ничего не случилось, потому что все хотят есть, даже те, которые убивают. Почему я вышел оттуда живым? Потому что я повар. И тебе советую стать поваром. Тогда тебе всегда будет хорошо и на войне и в мирной жизни. Я научу тебя стряпать, — пообещал он. — Ты моментально научишься.
Я сел, потом встал и сделал несколько шагов.
— Смотри-ка, может ходить! — закричал Дукар радостно. — К счастью, отсюда недалеко до моего дома. Во всяком случае, это не так далеко, как до этого самого…
— Сагунта, — сказал я.
— Никак не могу запомнить название этого города, — извинился он. — Ну хорошо, пойдем!
Я стоял в нерешительности. Дукар, по всей видимости, был неплохим человеком. Почему бы мне не пойти с ним? Почему бы не научиться у него поварскому делу? Но что-то удерживало меня.
— Не хочешь идти со мной? — Он даже расстроился.
— А что тебе скажут дома, если ты приведешь меня? — спросил я.
Он выпрямился.
— Чего бы она ни сказала, теперь нас двое.
— Я тебя не совсем понимаю, — сказал я.
— Ты должен пойти со мной, — взмолился он. — Не бросай меня. Один я с ней просто не справлюсь.
В ответ на мое удивление он объяснил мне, что боится идти домой.
— Она ничего не понимает в стряпне, — сказал он, — но воображает, что стряпает лучше меня. С самого первого дня мы все время ссоримся, когда дело касается стряпни. Мне не надо было жениться на ней, но кто мог сказать, что так будет? Зато она красивая и вообще неплохая… У нее доброе сердце, но чертовски тяжелые кулаки. За всю войну я не получил столько тумаков, как дома за одну неделю! Так не должно больше продолжаться. Двоим нам будет легче ее образумить. — Он отвязал одного осла. — Бери этого! — сказал он торжественно. — Он будет твоим, если ты пойдешь со мной! Кроме того, твоими будут и эти два котла.
Он поднял один котел, чтобы я мог заглянуть внутрь. Внутри котел так красиво сиял. Я пошел с ним.
Мы шли полдня обходными тропами. Потом отдыхали. Дукар варил. У него с собой было немного провизии. Еда, которую он готовил, была вкуснее всего, что я перепробовал за этот год. Мы избегали крестьянских дворов. Дукар точно знал, какой дорогой идти.
— Надо скорее выбраться отсюда, — сказал он. — А то ты опять попадешь в руки карфагенян. Они узнают тебя издали по твоей проклятой одежде…