Я шёл с Ганнибалом
Шрифт:
— Так будет и с римлянами! — восторженно орал Карталон.
Я тоже орал, потому что сидел на слоне, который валил перед собой деревья.
На широком поле, за лесом, серая лавина остановилась. Слоны успокоились. Мы оглянулись: маленькогб лесочка как не бывало!
— Так мы растопчем Рим, — сказал Карталон, и я поверил ему.
Карталон решил, что мое обучение на этом закончилось. Всем командам, к которым привык Сур, Карталон обучил меня за один прием, словно сам он хотел отстраниться от дальнейшего. Сур понимал двадцать две команды. Я легко выучил все слова этих команд, и вскоре Сур стал отлично меня слушаться. Труднее было с теми знаками, которые погонщик передает слону ударами своих ног или перемещением туловища. Я весил наполовину меньше Карталона, и мои ноги не были такими длинными, как у него. Но в конце концов Сур стал понимать и меня: когда я нагибался вперед, Сур опускался на колени, когда я откидывался назад — Сур вставал; он поворачивал в ту сторону, куда я перевешивался. Он поднимал хоботом камень, когда я называл камень по-финикийски. Когда я ронял палку, Сур доставал ее; если я несколько раз ронял ее, Сур на третий раз сначала почесывал себе палкой бок, потом вручал мне, и тогда я оставлял его в покое. Мы понимали друг друга почти без слов. Со временем мне стало казаться, что Сур с большим удовольствием носит на себе меня, нежели Карталона. С Карталоном он то и дело спорил, пытаясь сделать что-нибудь по-своему, чего Карталон, конечно, не разрешал. Надо сказать, что каждый слон, несмотря на одинаковую дрессировку, сохранял свои особые привычки, спорить с которыми не следовало.
Были слоны, которые злились, когда к ним подходили не с левой, а с правой стороны, а слон Тембо не разрешал своему погонщику залезать на себя, если тот не садился перед этим сначала на землю. Со всем этим необходимо было смиряться; погонщики хорошо знали повадки каждого слона, а наемники получили строгий приказ оставить серых великанов в покое.
Все говорило о том, что с учениями скоро будет покончено и начнется поход на Рим. Все больше войск участвовало в маневрах. И наступил день, когда Ганнибал сам вывел армию на учение.
Впервые Сур понес нас вместе — Ганнибала и меня.
Ганнибал сначала справился у Карталона, в состоянии ли я управлять слоном. А Карталону и самому не терпелось показать, чему я научился под его руководством.
Но управлять слоном мне почти не пришлось. После того как Сур поднял нас на вершину холма, откуда хорошо видно было все поле, управлять всем стал Ганнибал. По его приказу заработали метательные снаряды, по его мановению пришли в движение тяжеловооруженные воины; он дал знак, и в дело вступили клинья конных отрядов; потом он отозвал их и велел перестроиться в мощные клещи. Он приводил в движение все вокруг, сам не двигаясь с места. В разные концы посылал он с приказами всадников, и там, куда они скакали, его приказы ломали всякое сопротивление. Ганнибал ни разу не повысил голоса, не крикнул. Сур оставался спокоен, он не нервничал и не пугался, как это часто бывало, когда на его спине командиром был Карталон.
— Таким спокойным Сур еще никогда не был, — сказал Ганнибал, когда мы возвращались на слоне в лагерь.
Он сказал это так, словно поведение слона было моей заслугой, но я ведь ничего особенного не сделал. Своими солдатами Ганнибал тоже был доволен. Он благодарил их, проезжая мимо, а они громко отвечали ему, размахивая оружием.
— Мы хорошо подходим друг к другу, все трое, — сказал Ганнибал, когда мы слезли со слона. Он потерся лицом о хобот Сура и потрепал меня по плечу.
Карталон смотрел на нас с гордостью. В тот же вечер было решено, что через четыре дня мы выступаем. Шесть тысяч всадников, тридцать четыре тысячи наемников и сорок слонов должны были перейти через Альпы.
В оставшиеся четыре дня до начала похода всем дали немного отдохнуть. Кони день и ночь паслись на лугах, слоны по полдня купались в реке. Наемники пропадали в городе, возвращаясь порой только под утро. Да и в лагере бражничали все ночи напролет. На четвертый день в лагерные ворота въехали повозки, нагруженные кувшинами и мехами с вином: купцы Нового Карфагена прислали наемникам свой прощальный подарок.
Вино было отличным. Теперь никто из наемников и не думал покидать лагерь. Уже в обед началось всеобщее пьянство. К вечеру мало кто понимал, что делает. Орали песни, плясали. А играли с таким азартом, что некоторые проигрывали свое жалованье за целый год вперед. Были и такие, что теряли в игре свою долю грядущей добычи. Вино толкало наемников на сумасшедшие выходки: один силач попробовал поднять с земли слона и еле унес ноги от рассвирепевшей громадины; а один начальник приказал сотне своих солдат выйти из лагеря без оружия, а потом штурмовать его в четырех местах; в ограде лагеря образовались широкие бреши.
С наступлением темноты многие уже валялись без чувств в палатках и просто на земле, а в полночь все уже спали мертвым сном, даже часовые. Ганнибал, не хотевший никого лишать удовольствий, велел сменить часовых еще перед обедом.
В палатке Карталона, как и во всех других, пахло вином. Карталон пригласил в гости погонщиков Арбы и Тембо. Меня он тоже все время уговаривал пить:
— Пей, теперь ты мужчина! Пей, гроза римлян! Тебя носит на спине Сур, слон Ганнибала!
И я пил, пока уже не видел вокруг ничего, кроме розового тумана. Я даже не заметил, как ушли гости.
12
Кто-то тряс меня за плечо. В руке у человека был фонарь. Я разглядел его лицо и наконец понял, что это Иттибал, погонщик слонихи Арбы, с которой Сура связывала трогательная дружба. Иттибал пробовал также разбудить и Карталона, но безрезультатно — Карталон выпил гораздо больше меня.
— Разве уже пора? — спросил я Иттибала. — Ведь еще совсем темно.
Иттибал был вне себя, он нес какую-то чепуху. Наконец я понял: исчезла слониха Арба. Я вскочил, принес кувшин воды и вылил воду Карталону в лицо.
Карталон встал, ругаясь. Прошло какое-то время, пока он понял мои слова.
— Исчезла Арба? — Он смотрел на Иттибала, как на привидение.
Иттибал вытолкал его из палатки. Снаружи было еще темно.
Несмотря на фонарь, который нес Иттибал, мы то и дело натыкались на сонных воинов.
— Как только Арба смогла уйти мимо всех этих спящих? — плакался Иттибал.
— Это слоны! — загрохотал Карталон; его возглас прозвучал как упрек Иттибалу: для слонов, мол, нет ничего невозможного!
Наконец мы пришли на место. Когда Карталон стоял перед колом, от которого отвязалась Арба, он не знал, что и сказать. То и дело изучал он оставшиеся на колу звенья цепи. Арба разорвала совсем новую цепь.
— Слониху к этому что-то вынудило, — сказал он наконец.
Он посветил в лицо Иттибалу и отчетливо произнес:
— Не заметил ли ты, что слониха за последний год здорово пополнела?
— У нее хороший аппетит, — сказал Иттибал. — Она ест за двоих.
— Будем догонять ее на Суре, — мрачно сказал Карталон. — Уж если ехать на поиски, то только на нем!
Карталон потребовал, чтобы Иттибал немедленно заявил о случившемся.
— Ганнибал сожрет меня, — запричитал Иттибал. — Через несколько часов выступать, а слонихи нет!
— Он сожрет тебя, если ты не заявишь, — убеждал его Карталон. — Ты знаешь, как важен для него каждый слон.
Я заметил, что Иттибал дрожит. Тогда я вызвался пойти к Ганнибалу. Иттибал дал мне свой фонарь, и я пошел.
Палатка Ганнибала тоже не охранялась. Полог был приоткрыт, я вошел и увидел троих спящих: Ганнибала, Магарбала и Мономаха. Ганнибал сразу проснулся и стал расспрашивать меня о случившемся. Проснулись Магарбал и Мономах. Ганнибал был совершенно трезв — я это заметил сразу.