Я сказала правду
Шрифт:
– ...А вот картинки мне очень понравились. Как, например, вот эта – женщина наклонилась в своем белом халатике, очень ловко. А здесь вот у молодого человека просто потрясающая грудная клетка. А какой суровый у него взгляд! Здорово. Думаю, сейчас я немного почитаю эти бульварные романы. Ариведерчи, душенька.
– Э-э... нуда, ариведерчи, тетя Хульда.
– Что, уже все? – крикнула моя мама из кухни. – Ну, что она сказала?
– Передавала привет. Можно мне теперь уйти?
– Ни в коем случае, – отрезала мама. – Будешь сидеть тут целый день и отвечать на звонки.
– Почему бы тебе просто не включить автоответчик? – предложила я.
– Потому что от этого будет только хуже, – произнесла мама. – Тогда мне придется всем перезванивать... Нет-нет, ты сама лично объяснишь людям по телефону, что все это было большим недоразумением и что я никакого отношения к этому не имею.
– Ты имеешь в виду недоразумение... в смысле... э-э...
– В смысле... Не смей, черт тебя подери! – крикнула моя мама. – Ведь из-за этого может пострадать моя репутация.
Итак, я поудобнее устроилась на стуле, от души надеясь, что телефон просто-напросто не позвонит. Но, к сожалению, зазвонил он довольно скоро. Первой оказалась фрау Колер, мать Клауса Колера.
– Я сразу так и подумала, что это неудачная шутка, – заявила она, когда узнала меня. – У тебя всегда было очень своеобразное чувство юмора.
– Извинись! – прошипела моя мама из-за двери.
– Извините, – сказала я.
– Извиняться ты должна перед Клаусом, – проговорила фрау Колер. – Как ты растоптала его чувства! К сожалению, у тебя своего сына никогда не будет, а иначе рано или поздно ты бы узнала, как больно бывает матери, когда на ее глазах у ее сына из груди вырывают сердце... Когда его лишают иллюзий насчет того, что в мире все бывает по справедливости!
– Но я же написала вам, как все было, фрау Колер! На самом деле это Клаус лишил меня иллюзий!
– Моя дорогая девочка, – сказала фрау Колер, хотя было совершенно ясно, что я ей ни капельки не нравлюсь. – Как ты ни юли, а все равно в твоей биографии останется позорное пятно,
потому что ты договорилась идти на выпускной бал сразу с двумя мальчиками. Но я всегда предупреждала Доротею: маленькие вертихвостки, которые рано созревают, потом долго не выходят замуж.
Ну да! А вонючие ковырялыцики в носу не сегодня-завтра станут кинозвездами! Я никогда не была вертихвосткой! И уж точно не относилась к разряду тех, кто рано созрел. В шестнадцать я все еще не знала, как пользоваться тампонами. Но зачем сообщать об этом фрау Колер?
– Извинись! – снова прошипела мама из-за двери.
– Еще раз извините, – произнесла я и положила трубку. – А почему фрау Колер уверена, что у меня не будет детей, мама? Она тоже думает, что я лесбиянка?
– Чтобы завести детей, нужен мужчина. А после того, что ты сделала, жениться на тебе никто не захочет. По крайней мере, уж точно не захотят те, у кого функционирует хотя бы половина из восьми органов чувств. Представляешь, как радуется Клаус, что сия чаша его миновала! Ах, я готова сквозь землю от стыда провалиться!
Восемь чувств? У Клауса Колера было восемь чувств?
Следующей позвонила моя тетя Алекса:
– Ну-ну, Герри, детка, ты дома? А я думала, твоя мать больше никогда тебя на порог не пустит!
– Пустила. Но только в прихожую.
– Извинись! – привычно раздалось из-за двери.
– Извините, тетя Алекса, – заученно произнесла я.
– Но за что? – спросила тетя Алекса. Ах да, ей же я не писала никаких оскорбительных писем.
– Извините, что разбила мейсенский фарфор.
– Ну что ты, давно простила, и забудем об этом, – сказала тетя Алекса. – Я всегда говорила Доротее, что ее промахи в воспитании когда-нибудь ей аукнутся. Боже мой, Герри, детка, ну кто так делает! Ну, предсмертные письма оставляют иногда на случай кончины, но их не посылают заранее! Надеюсь, моя Клаудия никогда не совершит подобной глупости.
Она была просто невыносима, как все мои тетки. Но она была права. Я сильно сглупила: если бы я не отправила письма, сейчас на меня не изливался бы, как из ушата, этот всеобщий гнев, вдобавок к той злости на меня, которая накопилась у моих родных и близких до настоящего момента.
– А тетя Хульда уже как-то отметилась? – спросила тетя Алекса.
– Она послала маме цветы, – ответила я.
– Серьезно? – Тетя от души рассмеялась. – А она уже знает, что снотворное ты получила от собственной матери?
– Нет.
– Ну, так надо ей об этом немедленно поведать, – сказала тетя Алекса, явно пребывавшая в отличном расположении духа, и повесила трубку.
Третьим оказался Грегор Адриан из издательства «Аврора».
– Талер слушает, – сказала я.
– Добрый день, это Адриан из издательства «Аврора», – произнес он теплым баритоном. – Герри Талер работала у нас. Вы, случайно, не ее родственница?
Я не могла выжать из себя ни слова. У меня вдруг от волнения закружилась голова. Хорошо, что я в тот момент сидела.
– Кто это? – прошептала из-за двери мама.
– Алло? Выслушаете? – спросил Адриан. – Я хотел бы выразить вам соболезнования от лица коллектива «Авроры»... и... э-э... Ну, в общем, Герри была прекрасным человеком...
– Да вы же ее совсем не знали, – вырвалось у меня.
С минуту на другом конце провода царило молчание, потом Адриан произнес:
– Конечно, я знал ее не очень хорошо, но все же достаточно для того, чтобы сказать, что она очень талантливая писательница.
– Ха-ха-ха! А почему вы тогда ее выкинули из серии «Норина» ? Почему вы не предложили ей писать для «Лауроса» ? А?
– Потому что... Видите ли, все решения относительно «Лауроса» находятся вне моей компетенции, – проговорил Адриан. – К тому же я здесь недавно и не мог знать... – Он прокашлялся. – Конечно, я понимаю, что еще рановато об этом... но... – Он снова прокашлялся. – Когда состоятся похороны?
– Никогда, – резко заявила я.
– Что, простите?
– Никогда! Потому что я не умерла. Опять молчание, на этот раз пауза длилась заметно дольше.