Я сказала правду
Шрифт:
12
Мама отпустила меня вскоре после обеда, когда отзвонились последние из ее сестер, партнерш по игре в бридж и тетушек. (Насколько я помнила, никому из них я писем не писала, но чего уж там – я попросила прощения у всех.)
И хотя за это время моя мама как минимум трижды прошествовала мимо меня (например, в туалет), она на меня не смотрела и больше со мной не заговаривала. Она лишь время от времени шипящим шепотом давала различные указания
После окончания занятий в школе позвонила моя сестра Лулу:
– Вот это да, что это ты делаешь дома? Я думала, мама тебя на порог больше не пустит.
– К сожалению, пустила, – сказала я.
– Ладно, раз уж я на тебя нарвалась, слушай, что я тебе скажу. Во-первых, хорошо, что ты жива. И во-вторых, твои подозрения насчет Патрика не подтвердились.
– Ну и, слава богу.
– Да, – проговорила Лулу. – Патрик никакого отношения не имеет к тому типу, которого ты тогда подцепила...
– OtboyniymolotokЗ1.
– Да, этот извращенец... так вот, между ними нет ничего общего.
– Ага, только внешность, – кивнула я. – Наверное, они астрологические близнецы, такое иногда бывает.
– Чепуха, – сказала Лулу. – Ты просто что-то спро-е-ци-ро-ва-ла на Патрика! – Когда Лулу использовала в разговоре со мной заимствования, она всегда произносила их очень медленно. – Otboyniymolotok! Вечно ты выбираешь каких- то невообразимых типов. Да еже в Интернете! Я тебе сразу сказала, что там сидят одни только чокнутые и извращенцы. Ну-ка, позови маму к телефону, мне нужно кое-что с ней обсудить.
– Ладно, только недолго, бабушка Элсбет еще не звонила. Я не знаю, за что, но я должна буду срочно перед ней извиниться.
Перед своей мамой я тоже извинилась.
– Мне очень жаль, мама, – произнесла я, когда мы не смогли больше никого вспомнить, кто еще не позвонил.
– Со мной у тебя этот номер так просто не пройдет, – заявила мама. – Ты должна думать, прежде чем что-то делать.
– А если бы я сейчас была мертва? – спросила я.
– Было бы не лучше, – сказала мама.
Мда, спасибо и на этом.
Перед тем как уйти, я поискала папу и нашла его в саду. Он высаживал цукини на грядку.
– Папа! Ты тоже больше со мной не разговариваешь?
– А о чем ты хочешь поговорить, дочка? – Его лицо все еще сохраняло прежнее каменное выражение. – Приятного мало, ты согласна?
– Я никому не хотела причинить боль.
– Это просто смешно! – неожиданно закричал он на меня. – Как это ты хотела лишить себя жизни, никому при этом не причинив боли?
– Я думала, вас это не заденет так сильно... – Глупо, но по щекам у меня опять заструились слезы. – В последнее время дела у меня шли неважно, папа. Не только вы по-другому представляли себе мою жизнь – я тоже никогда не думала, что получится вот так! И потом, у меня есть определенная склонность к неврозу, и... хотя я боролась и пахала, как вол... в конце концов, у меня остался только один выход.
– Не всегда в жизни у нас все получается так, как мы себе представляли. – На лбу у папы вздулась вена, которая появлялась там, только когда он проигрывал в теннис. – Я тоже себе и представить не мог, что моя младшая дочь
– Как я уже сказала, я никому не хотела причинить боль, – откликнулась я.
Мой отец сжал губы.
– По правде говоря, я ни по кому из вас скучать бы не стала! – вдруг выпалила я. А, ну вот, опять мое склочное подсознание себя проявило. – Все равно, что я ни сделай, вам все не так. Вы же стыдитесь моего цвета волос и моей профессии, вы стыдитесь того, что я все еще не нашла себе мужа. Я знаю, что вообще-то должна была родиться мальчиком. Вы четыре раза хотели сына, а получали «всего лишь» дочку. С каждым разом ваше разочарование становилось все больше. Но ведь никто не получает именно такую жизнь, какую хочет, правда? Человек должен довольствоваться тем, что у него есть.
Меня охватила такая ярость, что я даже перестала плакать. А мой отец, очевидно, был так поражен, что не смог ничего возразить.
– Ну, по крайней мере, теперь у тебя есть внуки, – добавила я, развернулась и ушла.
– Смотри, кто здесь у нас, – сказала Чарли, открывая мне входную дверь.
Этим кем-то оказался Оле.
Он смотрел на меня очень серьезно, насупив брови, так что они сходились на переносице. Никогда прежде я не видела, чтобы у него был такой взгляд. Обычно он смотрел на меня, словно я была младенцем Иисусом – никак не меньше: широко раскрытыми блестящими голубыми глазами.
Да ладно, чего уж там! Он был не единственным, кто одарил меня сегодня мрачным взглядом. К этому вполне можно привыкнуть.
– Нам нужно поговорить, – произнес Оле.
– Я ни с кем не хочу разговаривать. – Я обошла его и поплелась к Чарлиной комнате для репетиций. Мне жутко хотелось громко и от души поплакать в окружении коробок из-под яиц. К тому же выглядела я не ахти как. Волосы у меня были немытые, макияжа на лице нет (хотя это как раз было весьма кстати – я собиралась рыдать, так что все равно косметика бы стерлась), и на мне была надета футболка с красноречивой надписью «Fuck yourself», которую мне любезно одолжила Чарли.
– Она только вернулась от родителей, – пояснила Чарли. – Что, очень паршиво все было, да, Герри? А, мышонок?
Сама того не желая, я начала плакать прежде, чем успела дойти до дверей своей комнаты.
– Вот клуша, твоя мать! – возмутилась Чарли. – Вместо того чтобы радоваться, что ты еще жива, и задаваться вопросом, зачем ты это сделала...
– Зачем ты это сделала, Герри? – спросил Оле.
– Но я, же этого не сделала, – всхлипнула я. – В этом вся моя проблема.
– Так ты сняла номер в этом отеле только потому, что хотела свести счеты с жизнью?
– Оставь меня в покое, Оле. – Я попыталась закрыть обшитую коробками из-под яиц дверь. – У тебя своих проблем хватает, и мы в них не лезем.
Оле поставил ногу в дверной проем:
– Я просто хотел выяснить пару вещей.
– Нечего тут выяснять. Ты просто оказался не в том месте и не в то время.
– В нужном месте в нужное время, – поправила меня Чарли. – Если бы не Оле, тебя бы уже сегодня не было в живых.
– Да, и как бы это было хорошо, – сказала я.
Чарли положила руку Оле на плечо: